– Гарри! Прошу тебя! – Мел орет. – Это же бред! У нас две маленькие девочки в кроватках! Нам нужно во всем разобраться!

Эта пизда коповская в лицо ей смеется:

– Да ты-то в чем можешь разобраться? Ты даже не можешь понять, за кого, блядь, вышла! Когда-то я был в тебя влюблен. Хотел быть с тобой, – опять усмехается дибильно. – А теперь? Теперь мне тебя жалко. Потому что ты никчемная, убогая пизда!

Охуеть ненавижу, как американские пиздюки девиц пёздами называют. Дохуя оскорбительная срань. Чуйствую свою кровь в глубине горлянки, када пытаюся ровно через сопатку дышать. К приятному тихоокеанскому воздуху металлический привкус примешуется. Ни с чем не спутаешь.

– Это чутка досадно, братан.

– Что?

– Нельзя быть влюбленным в тово, кто тибя не любит. Не любовь это, а просто ебаная маньячная вавка в бошке. Ты нездоровый, дружище, – говорю. – Сходи подлечись. Не надо это так оставлять.

– Джим, нет, прошу тебя… – Мел уговарюет, чёбы я помолчал, а она сама говорила.

– Ты?! Ты называешь меня, блядь, больным на голову? Ты?!

– Слушай, – говорю иму, хотя мине и не нравится, как Мел на миня сморит, кабута наполовину этому психу поверила, – делай что хочешь со мной, но не впутывай их – Мелани и детишек. Они тут ни при чем. Ты всида этого хотел – с дороги меня убрать. Хуярь.

– Джим, нет! – Мелани вопит, внимание Хомми обратно к сибе привлекая.

– Слишком поздно для этого, – пиздюк говорит ей, а потом обратно мине: – Сам скажи ей. Расскажи ей, что ты сделал! Кувер! Сантьяго! Расскажи ей! Расскажи, кто ты такой!

Та я скорей в ебаной могиле окажуся, чем Мел на сибя самого настучу, как этих двоих быдляцких насильников грохнул.

– Чё ей рассказать, чмырь ебаный?

Он вперед выскакует и на этот раз рукояткой пистолета мине по клюву гасит. Жгучая боль прострелюет аж до самых мозгов. Пиздатое чувство. У большинства с кишок тошнота подымается, но ты просто посмейся над этой хуйней, и она пройдет. С болью подружиться надо. Обратно вижу мысленно их всех. Кабута в том трипе под ДМТ: Сталкер, Доннелли, Чиззи, Кувер, Сантьяго, Поц – никто, походу, особо не расстроенный. Просто кайфуют от угощения…

Тока обстановка типа как… безалаберная. Кабута шикозный торжественный зал банкетный, но при этом похоже на автостанцию или ж/д вокзал – такое место, откудова тибя повезут куда-то дальше. Неотвязная мысля, чё нам надо просто сидеть и продолжать трапезу. Закончить ее, чёбы мы могли двигаться дальше, попасть куда-то еще. Интересно куда. Думаю за то, чё было б неплохо обратно этот ДМТ попробывать, – может, тада у нас получится на новый уровень, нахуй, перейти.

– Гарри, прекрати, прошу тебя, отпусти нас! Ты же офицер полиции, Гарри! – сквозь мои мысли крики Мелани прорываются.

– А какой был в этом толк? Какое уважение я за это снискал у тебя – у таких пёзд, как ты?

– Я уважаю полицию, уважаю закон, – спокойно и здраво говорит Мел, обратно где-то силы находя. – Но это не закон, Гарри!

Пиздюк, походу, пару секунд за это думает.

– Ты путаешься с этим блядским рецидивистом-убийцей, который даже не отсюда родом, – тыкает в миня, даж на миня не глядя, а это до белого каления миня доводит, – и говоришь о сраном законе. Что за бред? Ну ты и штучка все-таки.

Зырю на ниво. Кровь медленно по задней стенке горлянки стекает. Никада в жизни ничё так не харило. Делаю глубокий вдох.

– Сыми браслеты с миня, – говорю почти шепотом. – Тада и помахаемся, нахуй, пиздюк бздлявый.

Коп-извращенец сморит на миня, как на психа. Не может ни единого, нахуй, слова понять.

– Что ты несешь, придурок? – и потом пушку Мелани к голове приставляет.

– Неет… – Мелани зажмуривается.

– Прошу тебя… – слышу голос, чё у миня снутри доносится. Он не мой. И он мой. – Не трогай ее. Если ты любил ее так, как за это говорил, ты не можешь ее тронуть. Прошу…

– Расскажи ей. – Хомми орет на миня, и штифты у ево малахольные. – Расскажи ей, что ты сделал, или я спущу, нахуй, курок!

В бошке у миня проясняться начинает, а взгляд фокусируется.

Хомми поворачуется вокруг оси и медленно пушкой в меня тыкает. «Ну, хоть от Мелани отвернул».

– А сейчас я вышибу тебе, нахуй, мозги. Ты самовлюбленный урод и недостоин увидеть, как повзрослеют твои дети… или даже как повзрослеет твоя блядская жена, несчастный старый уебок. – И ненадолго к Мелани оборачуется, а потом резко обратно ко мне: – Ты никогда не узнаешь, что произойдет потом – с ней и с твоими детьми. Расскажи мне, каково это? – прямо мине в лицо ухмыляется.

Ничё не можу сделать – тока все выложить и умолять, но потом…

Потом вижу иво…

Он прямо за легашом стоит.

Старый мой дружбан. В руках у него бейсбольная бита, чё Карл Гибсон мине подарил. Бывший парень с «Доджерсов», чё заказал мине изуродованную бошку своего прежнего тренера. Еще рассказывал историю за то, как пробежал хоум-ран, и «Доджерсы» первую игру Мировой серии выграли. И вот он тута, наполовину в тени, с битой поднятой…

«РЕНТОН…»

…Замахуется и Хомми сбоку по щачлу въябует. Пизда полисэйская падает, и пушка выстрелюет – звенит залп. Рентон тут же сверху на Хомми кидается и пиздит сволочь. Самый атас в том, чё это даж не замес, а ебаная бойня. Рентон бошкой снова и снова Хомми в нос жахает. Потом лохтями. Обратно хватает биту и дыхалку Хомми пережимает. «Рентон».

– ПРАВИЛЬНО, РЕНТС! МОЧИ ПИЗДЮКА! МЛБ![74]

– Я КОО-КОО-КООП… – тупой пиздюк булькает.

– А я, нахуй, соцработник, – Рентон, кажися, грит и не унимается, пока у пиздюка не закатуются бельма.

Хоть Рентон и не махался никада, в его бегающих, ушлых, впалых глазах эта раённая жесткость заметна. Это безжалостное ехидство, чё никада не замешкается и не откажется от выгоды, которую иму случайно подкинет жизнь. Пиздюк Хомяк Хомми в полном отрубе, нахуй! Пытаюся на ебаном стуле на ноги встать…

– Стой, Марк, – Мел молит, – ему конец!

Рентон хватку ослабляет и подымает взгляд на нас, в расширенных глазах паника. Щас он и сам шугается, куда это его завело. Пиздюк коповский пиздец угондошенный, без балды. Рентон пульс у пиздюка на шее щупает.