– Мамушка, сегодня Юбилейный день!

В Юбилейный день мы становимся свободны. Так написано в Библии[49]. Уже много месяцев я не видела мисс Эллен такой счастливой, но не слышала, что кого-то собираются освободить.

– Да, миссас, – ответила я.

Кухарка быстро делала яичницу-болтунью, как любил господин Джеральд, и раскладывала сосиски и печенье по тарелкам.

– Мисс Эллен хочет, чтобы я подавала, – сказала я.

– Так не положено, – ответила кухарка.

– Мисс Эллен – хозяйка, и бывают исключения из правил, – ответила я, ставя тарелки на поднос.

– Не урони там ничего! – крикнула вслед кухарка.

– Да что с ними сделается, с сосисками, если они упадут, – бросила я, потому что не хотела думать об этом юбилее.

Мисс Кэти сидела в столовой на своём обычном месте, сложив руки на коленях.

Господин Джеральд не смотрел на дочь. Он вообще старался ни на что не смотреть. Он сунул палец под воротничок и дёрнул его, будто задыхался. Когда мисс Эллен начала читать молитву «Отец наш небесный…», он с радостью опустил голову.

Мне хотелось заскрежетать зубами. Хотелось крикнуть: «Я ваша Мамушка! Только попросите, и я помогу!»

Мисс Кэти ни над кем не смеялась. И убила бы, пожалуй, каждого, кому взбрело бы в голову посмеяться над ней. Я крепко сжала губы.

Мисс Кэти перегрела щипцы для волос и спалила свои прекрасные чёрные волосы, которые теперь клочьями торчали во все стороны. Зелёные глаза были воспалены. Она накрасила ресницы жжёной пробкой, которая пачкала кожу вокруг глаз. На лице лежал такой слой пудры, что не уступал по толщине слою жира, которым смазывают ось колеса.

– Во имя Господа нашего Иисуса Христа. Аминь, – закончила мисс Эллен и взяла вилку.

Мисс Кэти подняла корсетом грудь, а талию утянула донельзя. На ней были зелёные туфли для танцев, которые принадлежали матери.

Она ковырялась в тарелке.

– Сестрёнка Кэти, – сказала Сьюлин без тени насмешки. – Чудесно выглядишь.

– Дорогая Кэти, – пресекла мисс Эллен эти поползновения в самом зародыше, – завтра утром Роза поможет тебе одеться.

– Я тоже могу помочь, – вмешалась Сьюлин, которая больше всего на свете любила помогать.

Глаза мисс Кэти заморозили бы и солёную воду. Она приложила салфетку к губам. Потом обвела всех взглядом:

– Отныне зовите меня Скарлетт, пожалуйста. Она обернулась к отцу: – В честь матери моего любимого папочки.

Господин Джеральд был захвачен врасплох.

– Но зачем… э-э… девочка… Скарлетт… ну что ж… звучит величественно.

– Любимая бабушка…

Скарлетт уронила голову, словно вспомнила о старой даме, с которой ни разу не виделась.

Господин Джеральд не знал, что и сказать.

Я не могла смотреть на неё и отвести глаза была не в силах. Моя малышка Кэти походила на чудесную птичку, потрёпанную ураганом, в котором она потеряла почти все свои пёрышки. Такая гордая. Ужасно гордая. Я натянула улыбку, взяла кофейник и стала разливать кофе по чашкам.

Мисс Кэррин знала, что случилось нечто из ряда вон выходящее, но не могла понять, что именно.

– Но… Скарлетт, – промолвила она, – а как же Кэти?..

– Дорогая сестрёнка, Кэти больше нет. Папа, ты сегодня на удивление молчалив.

– Я думаю, дорогая. Просто размышляю над… всем этим…

Мисс Эллен добилась того, чего хотела. И я тоже получила желаемое. Мисс Кэти – Мисс Скарлетт стала лучше себя вести, и мне бы хотелось порадоваться этому.

– Куда поедешь сегодня, милая?

Скарлетт свернула салфетку и затолкала её в кольцо для салфеток. Салфетка начала выскальзывать, но она засунула её наполовину, и та расползлась у тарелки неряшливым комком.

– Сегодня я никуда не поеду, – сказала она.

– Что?

– Сегодня я не буду кататься.

– Вот как.

– Папа, может, ты выведешь Вельзевула куда-нибудь?

– Но я…

– Будет лучше всего, если тренировать этого коня, – коротко рассмеялась она, хотя ничего смешного не было. – Он привык, – чуть не запнулась она, но взяла себя в руки, – к… большим нагрузкам.

«А как же ты?» – думала я. Но ничего не сказала. Здесь мне никто слова не давал.

– Папа, разве тебе не нравится этот конь?

– Конечно нравится, детка, но…

В любой момент всё могло повернуться в какую угодно сторону. Мисс Скарлетт ходила по лезвию ножа, говоря словно в шутку:

– Лучше Джеральда О’Хары наездника нет.

Господин Джеральд прямо расцвёл. Она знала, что так и будет. У него стал такой глупый вид, как у мужчин, когда хорошенькая девушка говорит им именно то, что они хотят услышать. А господин Джеральд, он же взрослый человек! Вот соседи: Тарлтоны, Калверты, Фонтейны – мальчишки, пусть и забавляются, как дети.

Я больше не смотрела на неё, потому что не хотела видеть, как мисс Скарлетт сдерживается, чтоб не заплакать.

«Бедное дитя», – думала я.

«Бедный Вельзевул».

«Бедные молодые люди».

Если и оставался в округе Клэйтон хоть один молодой человек с неразбитым сердцем, значит, он ещё не встречал мисс Скарлетт О’Хара.

Это дитя не страдало отсутствием сообразительности, и ей не понадобилось много времени, чтобы выяснить, какие мальчики её окружают. Скарлетт не была милой девочкой – то есть она не была дурнушкой вроде мисс Индии, но и симпатичной её назвать было нельзя. Скарлетт изучала молодых людей и очень быстро втягивала их в интригу, которая убивала наповал. Они просто не успевали ничего понять.

А она складывала к своим ногам лёгкую добычу. Думаете, Скарлетт не понимала, как оживляется парень, когда симпатичная девушка сравнивает его – в выгодном для него свете – с Эндрю Джексоном, или Джошуа, или – не высказывая напрямик – с лучшим быком на выгоне?

Не всё проходило гладко. Ей приходилось бороться с собой, чтобы казаться беспомощной. Но если юным леди необходимо быть беспомощными… «Будьте добры, помогите спуститься. Стремя так высоко от земли!» Ей было нелегко. На вид она была гораздо ловчее тех мальчиков, для которых притворялась беспомощной.

Боже милостивый, этой девочке, которая на коне перемахивала через самые высокие ограды повсюду на несколько миль вокруг, приходилось подавать руку мальчику, чтобы спешиться и пересесть в коляску, не забывая сказать: «Пожалуйста, не гони так быстро». Но Скарлетт, изящно приложив руку к животу, говорила: «У меня внутри всё подпрыгивает, когда ты так лихо правишь».