— Ах, Фина — скромница! Из-за поцелуя сбежала! А это?! — вновь потряс тетрадью. — Это откуда? Да такое… такое! — он запнулся. — Не каждая продажная девка знает!

— Это лишь история! Вымысел! — пропищала я.

— Ах, вымысел?! — вызверился Освальд. — Жаждешь оскандалиться! Я, как дурак наивный, пекусь о твоей репутации! А ты?! Решила ее разрушить?!

Ты же сама ищешь беды на свою голову! А если репортеры узнают, кто автор? Ты хоть представляешь, что начнется?! Думала: под другим именем скандальную Корфину Мальбуер не узнают? Ха! Как бы не так! Какой нужно быть недалекой, чтобы не понимать этого!

— Хватит! Не желаю слушать оскорбления!

— Мои не желаешь? А придётся! И не только мои, а со всех сторон, если вот это! — Освальду не давала покоя моя рукопись. — Попадёт не в те руки!

— Это всего лишь тетрадь без подписи! — возразила опасливо и сжалась, ожидая, что взбешенный Освальд меня придушит. Но он лишь закатил глаза, демонстрируя безмерность моей глупости, и гневно зашипел:

— Нет, Фина! Это компромат на тебя! Никто, будучи в здравом уме, никогда и никому не оставит сомнительного письма или записки, написанных своим почерком! А ты отдала в руки жадной торговки целую рукопись! — он швырнул ее на пол.

Я растерянно хлопала ресницами. Прежде мне казалось, что план с книгой всем хорош, но сейчас, когда Апетен подло сдала меня, мне нечем оправдаться.

— Откуда она у вас?

— О! — зло ухмыльнулся Освальд. — Стоило Апетен увидеть деньги, она любезно отдала исходник и даже сообщила, когда ты принесешь второй! — Он покосился на письменный стол, и я закричала:

— Не смей! Не смей рыться в моих вещах!

— Я никогда не опущусь до такого. Но что, Фина, если бы на моем месте оказался бы кто-то другой? Менее благородный?

— Но там нет моего имени!

— А почерк?! — шумно выдохнул Освальд. — Достаточно простой сверки — а уж твой почерк запоминающийся — и тебе вовек не отмыться от клейма распутницы! — Он не стеснялся в выражениях.

— А тебе какое дело до моей репутации? Ты сам думаешь обо мне гадости! И вообще! Не надо меня все время стращать! Вильдию стращай!

Освальд позеленел, сомкнул зубы и снова пошел на меня, бегающей от него по комнате.

— У графини скандальная репутация, из-за которой она, несмотря на внешность и приданое, до сих пор не замужем. А ты?! Из-за какой-то тысячи — двух тысяч саммерсов рискуешь разрушить свою жизнь? И это и есть твоя хваленая рассудительность?! — хлестал он словами. — Доверить тебе распоряжаться счетом? Да ты легкомысленная поп-ры-гуш-ка! — Отчеканил презрительно.

— Я?! — вспыхнула я. — Попрыгушка?! Только потому что хочу сама добывать себе на жизнь?! Честным трудом?!

— Честным?! Да чтоб такое написать, надо иметь определённый опыт! Сколько мужчин побывало в твоей постели?! — он сжал кулак. И до меня дошло…

— Ты что, ревнуешь?! — даже злость схлынула от удивления.

— Нет! — рявкнул Освальд. — Взбешен! Взбешен, что пытался, старался для тебя. А ты! Ты! — Брезгливо покосился на валяющуюся под ногами тетрадь.

— А что я? — возразила спокойно. — Сходила на свидание с тихим юношей, а потом на второе с маркизом. И ты подумал, что я… я зарабатываю деньги собой?! — Обида так полоснула, что я говорила быстрее, чем обдумывала слова. — Знать тебя не хочу, если ты думаешь обо мне такие мерзости! — Попыталась обойти герцога и уйти, но он схватил меня за руку и рывком развернул к себе.

— Откуда ты знаешь то, что не каждая развратница знает?! Откуда? — тряхнул как куклу, и я клацнула зубами.

— А ты их лучше поспрашивай, авось знают! — процедила зло и дернулась, пытаясь вырваться руку из его железной хватки, да не тут-то было.

— Я тебя спрашиваю! — прорычал он.

— Уходи!

— Ах, трепетная лань, оскорбилась моим поцелуем! А оказывается, трепетная лань — лицемерная девка, шляющаяся ночью не пойми где, с кем и пописывающая…

Я окатила его холодной водой из кувшина.

— Остынь!

Освальд тряхнул головой, обтер лицо и осклабился. Тогда-то у меня волосы дыбом встали — так горели ненавистью его глаза. Точно ведь придушит!

— Ну, хитрая, расчетливая Фина, признайся, чего ты добивалась?

— Ничего! — попыталась увернуться от него, но он схватил меня за руку. Ваза выпала, разбившись на груду осколков, а я оказалась прижатая герцогом к стене. Изо всех сил уперлась руками в его мокрую грудь, чтобы оттолкнуть, но не смогла. — Знать тебя не хочу! — Вырваться не получалось, и я отчаянно завертела головой. — Развратник!

— Я?! — прошипел Освальд, ошарашенный моим выпадом. — Я?!

— А кто при наличии содержанки домогался меня?!

— Домогался? Ах, домогался! — он нагнулся ближе. — Домогаются, Фина, не так! — И, схватив меня за затылок, накрыл губами мои губы.

Меня будто током пронзило. Разве могла мечтать, что он от ревности может взбеситься? О горячем, полным страсти и ненависти поцелуе?

Только, увы, с его стороны это прихоть, обида гордеца, поэтому укусила Освальда за губу. За что тут же тоже была укушена.

Пыталась увернуться, но он держал крепко, целовал жадно, а другая его рука скользила по моей спине, бедру, а потом…

— Нет! — выдохнула я с отчаянием.

И Освальд замер.

— Думай обо мне, что хочешь, но это все глупости. Да, я пишу подобные сцены, но эти знания из книг, болтовни служанок и не более, — затараторила отчаянно, глотая подступающие слезы. — А деньги заработаны честным трудом. Тебе же должно быть стыдно за безобразнейшее поведение! Ты же знал, что у меня ничего нет, я зависима от тебя, и все равно пытался соблазнить. За глупости, что думаешь по своей же испорченности! Когда проспишься и протрезвеешь, давай сделаем вид, что ничего не было и просто расстанемся. Я уеду…

— Куда?! — рявкнул Освальд. — За скандальными приключениями в духе Эны?

— Да отстань же! Иди к своим содержанкам, куртизанкам, только отстань от меня! — я всхлипнула. Освальд вздохнул и неожиданно просто обнял меня, прижимая к груди.

— Тебе, Фина, тоже должно быть стыдно, что думаешь обо мне так плохо. Какие содержанки? Уже и в мужской клуб сходить, поговорить нельзя, — от его дыхания защекотало шею. Очень хотелось верить, что он был в клубе, а не в другом месте, но…

— Угу, — протянула я, смаргивая слезы. — Рассказывайте сказки глупым дурочкам. Да мне дела нет до твоих походов!

— Оно и заметно, — улыбнулся Освальд, убирая с моего лица выбившуюся прядь. Этот неожиданный жест, наполненный нежностью, после всех произнесенных грубостей, взбесил меня. Думает, можно наговорить гадостей, а потом я по щелчку пальцев все легко забуду?

— Отстань! Достал со своими дурацкими подозрениями!