Итан покачал головой и нахмурился.

— Плохо. А что говорит принцесса?

Вельмина размела руками.

— Принцесса влюблена без памяти, и этим все сказано. Она утверждает, что Ардиан ее тоже любит, но отец запретил им даже видеться.

— А ты что думаешь? — Итан смотрел внимательно, с прищуром.

Вельмина покрутила книгу в руках.

— Мне кажется, что ничем хорошим это не закончится.

И вздохнула.

— Давай уедем?

Итан отложил свою книгу на стол, поднялся из кресла и подошел. Почти вплотную, отчего Вельмина казалась себе маленькой и слабой.

Но от Итана приятно и ненавязчиво пахло одеколоном, а в глазах его трепетало такое живое тепло, что Вельмине захотелось просто упасть ему в объятия и больше ни о чем не думать.

— Мы уедем, — сказал Итан, — но чуть позже. Советник настаивает, чтобы я остался здесь по крайней мере до бала. Это уже скоро, так ведь?

— Скоро, — шепнула Вельмина, — возможно, как раз на балу… или сразу после Ардиан уговорит Женевьеву бежать. Но… Боги, какая она глупая. Неужели она не видит, что он ее не любит?

— А ты видишь? — Итан положил ей руку на талию, привлекая к себе.

— Конечно, вижу, — Вельмина смутилась, опустила голову, — он не смотрит на нее так… как ты…

— Возможно, принцесса видит в его взгляде то, что понятно ей одной, — шепнул Итан и жадно вдохнул воздух рядом с ее волосами, — но, воробьишка, одно можно сказать точно: здесь что-то произойдет. Поэтому лично тебе стоит постоянно быть на виду у всех. Среди людей ты в полной безопасности.

— А ты? — вскинулась она.

Он не ответил. Бысро сгреб ее в охапку и закрыл рот поцелуем. Вельмина забилась в его руках, пытаясь вырваться, но…

Король-дракон умел убеждать. Вельмина оказалась прижала к каменному телу, Итан завладел полностью завладел ее ртом, вторгаясь, исследуя и лаская. Вельмина откинула голову, чувствуя под затылком горячую ладонь, ее руки невольно взлетели и легли ему на плечи. Все мысли разом куда-то делись: мир сузился до темноватой гостиной, до ощущения мускулистого тела, к которому так приятно льнуть. И так хорошо оказалось просто быть в его руках и ни о чем не думать, что Вельмина толком и не заметила, как они сделали несколько маленьких шагов в сторону, и как Итан вновь оказался в кресле, а она — сверху, совершенно бесстыдно сидя на нем, чувствуя — о, Боги — чувствуя промежностью все его напряжение и желание. Но почему-то это уже не казалось ни страшным, ни стыдным. Она словно просыпалась от долгого, неприятного сна, где только холод. Женщина в ней медленно поднимала голову, и этой женщине вдруг понравилось то, что она имеет власть над мужчиной.

А поцелуи не прекращались. Она задыхалась, книга полетела на пол, и уже ее пальцы зарылись в густые волосы Итана, а его руки оказались у нее под юбкой. Он стиснул ее ягодицы, крепче прижимая ее к себе, чуть сдвигая вверх. И ощущения там, внизу, от этого движения оказались настолько яркими и острыми, что она невольно застонала.

Он оторвался от ее губ и очень внимательно посмотрел в глаза. Дыхание его сделалось тяжелым и частым.

— Тебе нравится, — шепнул он, — продолжим?

— Н-не знаю, — выдохнула она.

И охнула, когда Итан повторил то же самое движение.

— Что… это? — растерявшись вконец, она вцепилась в его плечи. Все, что могла сделать, тогда как между ног зарождалось странное, болезненное чувство.

— Ш-ш-ш, молчи, пожалуйста. Позволь мне… Совсем чуть-чуть. Это не больно. И не страшно.

«Тогда я просто закрою глаза», — решила Вельмина.

И, опустив веки, оказалась в сладкой, тягучей темноте.

Она почувствовала, как Итан расстегнул пуговки на вороте платья. Его горячие пальцы выписывали пламенеющие узоры на груди, а потом… губы сомкнулись на соске. Он слегка втянул его в себя, другой помассировал пальцами. Внизу живота стало совсем горячо. Непривычно. Такого с ней ещё никогда не было.

— Моя сладкая малышка, — пробормотал Итан, целуя ее грудь, — моя…

Его рука скользнула по бедру, вверх, зажержалась на кружеве панталончиков. А потом Вельмина почувствовала, как его пальцы пробрались прямо туда, где ее плоть сквозь ткань соприкасалась с его. Такие теплые, чуточку шершавые, просто… невыносимые. И терпеть все это было уже невозможно, она хотела — и сама не понимала, чего именно. Поерзала бедрами, потому что хотелось еще — ближе, сильнее.

— О, мой храбрый воробушек, — Итан позволил ей почти лечь сверху, одной рукой поглаживай ей спину, а второй вытворяя что-то совершенно непристойное, но при этом такое невероятно приятное, что у Вельмины просто не было сил его оттолкнуть.

Да и не хотелось больше отталкивать.

В следующие мгновения он нащупал какую-то особенно чувствительную точку на ее теле. Внутри стремительно разрастался, распухал комок из непотяного, сладкого напряжения. Несколько невероятных движений — и темнота вокруг полыхнула сонмом огненных искр.

Кажется, она вскрикнула. И окончательно упала поверх Итана, задыхаясь, теряя себя.

Некоторое время так и лежала, замерев, боясь шевельнуться, а он молча гладил ее по спине, по плечам, зарываясь пальцами в волосы и окончательно растрепав прическу. Внезапно стало страшно, а вдруг он над ней смеется? И Вельмина осторожно шевельнулась и посмотрела на Итана. И встретила совершенно серьезный взгляд. Повисло молчание. Вельмина чувствовала, что постепенно краснеет — потому что то, что у них сейчас произошло… Не лезет ни в какие рамки благопристойности, да и вообще… Такого с ней ещё не было.

И когда щекам стало совсем жарко, Итан сказал:

— Я тебя люблю. И сделаю все, чтобы тебе не было больше ни страшно, ни больно.

Она совсем растерялась. От этого незатейливого признания в груди стремительно раскрывался огненный цветок. Жар ширился и рос, требуя выхода. Вельмина уткнулась лбом Итану в рубашку и всхлипнула.

- Оставь мне книгу, которую ты читала, — совершенно невозмутимо сказал дракон, — я ее тоже посмотрю. Любопытно.

***

Ее высочество Женевьева предпочитала платья закрытые, с длинным руккавом, с воротником-стойкой. Любила она атлас, темно-синий, расшитый жемчугом и крошечными хрустальными кристалликами, которые играли на свету, словно бриллианты. Из украшений — только длинные серьги, из белого золота, веркающие разноцветьем камней. И кольца, почти на каждом пальце, массивные, яркие, отчего руки кажутся совсем хрупкими.

Женевьева крутилась перед зеркалом в человеческий рост. В комнате царил приятный полумрак,