Немного опешивший Игорь гладит сестру по голове, обнимает так, как меня уже давно никто не обнимал. За такие объятия, обещающие защиту от всего мира, я отдала бы многое. Но у меня было только наследство, компенсация за украденную сестру.

— Крис, — Игорь вздыхает, — ну хватит. Никому ты не мешаешь. Да, я на тебя иногда злюсь. Но ты моя сестра. Я дома тебя поругаю, а перед остальными буду защищать и никто тебя не обидит! Успокаивайся, давай, а то будешь всю ночь икать.

Но она так давно не получала от брата любви и тепла, что просто не может его отпустить. Я чувствую себя лишней в их присутствии. Это не моя семья, не моя любовь. Бормочу извинения и что-то о том, что надо выйти на свежий воздух, и несусь по лестнице вниз.

Мне навстречу, весело виляя хвостом, бежит щенок. Я даже не знаю, как Крис его назвала, когда я спрашивала в последний раз, она так и не определилась. Сейчас этот меховой комочек — единственное существо, готовое отдавать мне тепло. Я беру его на руки и утыкаюсь лицом в теплую шерсть.

А потом иду с ним на улицу.

Сама не знаю, куда бреду. Просто как можно дальше от дома Крестовских, куда-то в лес. Мне совсем не страшно, ведь территория огорожена высоким забором, а всюду висят камеры. Просто нужно немного побыть одной, в темноте и тишине. Как-то осознать, понять.

Я вздрагиваю, когда слышу шаги за спиной.

— Анна Артемовна?

В лицо ударяет свет фонарика.

— Герман! Не свети мне в глаза.

— Извините. Что-то случилось? Уже холодно, а вы в одном платье. Идемте, я провожу вас в дом.

— Нет! То есть… я хотела побыть одна, там… Игорь и остальные решают семейные проблемы…

Тут мне в голову приходит идея.

— А можно мне у вас посидеть? В домике охраны? Недолго! Часик… вы ведь все равно на дежурстве не спите. Ну пожалуйста!

Герман пожимает плечами и протягивает мне руку.

В их домике тепло, уютно, а еще до жути интересно. Везде мониторы, на которых территория дома и часть дороги. В небольшой комнате рабочий стол, огромных размеров. Столик поменьше с чайником и всякой посудой — для перекусов. Несколько стульев и диван, раскладывающийся, на котором можно полежать и вздремнуть.

Сегодня дежурят Лев и Герман, что очень удобно, потому что я знаю обоих.

Мы с песей лежим, укрытые одеялом и смотрим в телевизор, где показывают какой- то боевик. Я пью чай с сушками, а щенок просто лежит под боком и жмурится. Хозяйка рядом, вокруг все интересное, его любят и гладят — что еще для счастья нужно?

Я тоже чувствую себя щенком, который спит на пороге хозяйского дома. Ему вроде и холодно, но можно ли зайти внутрь, он не знает.

Да, я драматизирую. И из дома Крестовских меня никто не гнал. Но в двадцать сложно не драматизировать, если ты вдруг узнала, что у тебя есть сестра.

Как они это пережили? Ведь мама ходила к врачам, делала УЗИ, зная, что носит под сердцем двоих детей. Наверняка готовила две кроватки, купила коляску. И вдруг узнала, что одна девочка не пережила роды. Она выбрала имена заранее? И почему мне досталось Аня?

Я на миг представляю, что мы с Крис поменялись местами. И это она растет в не слишком богатой, но любящей семье. А я сижу в библиотеке, рядом с убившей себя приемной матерью, а потом влюбляюсь в брата и мучаюсь от этого долгие годы, пока, наконец, не узнаю правду.

Что ж, их отца можно назвать трусом за то, что так и не признался в подмене, но он хотя бы дал к этому толчок. А ведь мог бы унести тайну с собой, в могилу, и мы никогда бы не встретились. Хотелось бы мне этого?

Нет. Точно нет.

— Вот ты где. — Я слышу голос Крис и поворачиваюсь к двери.

Герман и Лев немного обескуражены, потому что сразу две, пусть и младшие, но хозяйки на их территории определенно внештатная ситуация.

— Как ты узнала, что я здесь?

— Собаку потеряла, а у него в ошейнике трекер.

— А, извини, он просился погулять, а потом пригрелся.

Она садится на диван и задумчиво чешет прибалдевшего пса.

— Как его хоть зовут-то?

— Не знаю, — пожимает плечами Крестовская. — Так и не придумала. Хотела японское имя, он же из Японии.

Потом, чуть подумав, добавляет:

— В детстве я привязывала веревку к плюшевой собаке и называла ее Тобиком.

Я вдруг начинаю смеяться.

— Да. Я тоже.

— Будешь Тобиком? — спрашивает Крис.

"Мр-р-р-р", — выдает щенок.

— Эй, — фыркает Герман, — ты вообще-то собака, собаки мурлыкать не умеют.

Но Тобику пофиг, что там о его способностях думают остальные. Мы долго сидим на диване, гладим его в две руки и молчим.

— И что теперь делать? — спрашивает Крис.

Я пожимаю плечами.

— А у тебя фотки есть?

Сразу понимаю, о чем она, и достаю телефон. Фотографии родителей заботливо спрятаны в одной из папок, а еще сдублированы на флешку, в облако, в закрытый альбом в соцсети. Потерять их — один из жутких кошмаров.

Она листает фото, а я ложусь и закрываю глаза. Кажется, в них насыпали песка. Сейчас немного, совсем капельку, полежу и пойду в дом.

Это последняя мысль перед тем, как я засыпаю.

Наутро я долго не могу понять, где нахожусь. Напрочь просыпаю все пары и чувство стыда мерзко разъедает совесть. Потом вспоминаю вечер и вздыхаю. Плевать на пары, хоть мне и наверняка попадет после вчерашней выходки. Отлично Аня начала учебный год, ничего не скажешь.

Но сил идти куда-то просто нет. Голова раскалывается, я проспала часов шесть, не больше, так что в голове туман.

— Доброе утро, — Герман отрывается от монитора.

— Ой! — краснею я. — Мы тебе спать не дали, да? Извини. Надо было растолкать и выгнать.

— Мне нельзя спать на дежурстве. Вы никому не мешали.

— А Крис ушла?

— Кристину Олеговну разбудил Игорь Олегович и они уехали. Мы едем сегодня куда- нибудь?

Игорь заходил сюда и не разбудил меня. Ну да, а чего я ждала? А ведь он давно знает о нас с Крис. Еще в Греции он предлагал подружиться. Знал и столько времени молчал, что у меня есть сестра.

Хотя такое просто не скажешь. Обвинять Игоря у меня не поворачивается язык. Его отец свалил на него столько, что остается лишь поражаться, как он до сих пор все не послал и не сбежал с деньгами.

— Нет, я немного нездорова, — говорю я. — Пойду в дом, выпрошу какой-нибудь завтрак. Отдыхай.

Надеюсь, Герману хотя бы хорошо платят, с таким-то графиком. Мало того что дежуришь, так еще и катаешь по городу всяких наследниц, которым влом на метро поездить.