Никоновская летопись, сообщающая, что «стоя князь великый за Дономъ на томь месте 8 дний» (отсчет количества дней, проведенных московской ратью за Доном, начался с момента ее переправы накануне Куликовской битвы). В Коломну московские рати пришли 21 сентября и, торжественно встреченные в ней коломенским епископом Герасимом, пробыли в ней четыре дня.[811] В это время в Москве готовились к предстоящему триумфальному входу победоносных войск.

«Хроника литовская и жмойтская» сохранила его уникальные подробности. Он состоялся «в день празника Пре-святыя Богородицы», то есть на Покров Пресвятой Богородицы, отмечаемый 1 октября. Митрополит Киприан встретил великого князя в Андрониковом монастыре. Через четыре дня пребывания в Москве Дмитрий Донской отправился в Троицкий монастырь вместе с князем Владимиром Серпуховским и литовскими князьями – братьями Ольгердовичами. «Преподобный же отец Сергий стрете его с кресты близ монастыря и знаменовав его крестом, рече: „Радуйся, княже великий, и веселися и твое христолюбивое воинство“. И вопроси его преподобный о своих черноризцах. Отповидел ему великий князь: „Ти ми, святый отче, при святых твоих молитвах победих своя враги: твой бо изрядный вооружитель рекомы Пересвет победил подобнаго собе богатыра от варварския стороны, и гды бы, отче святый, не твой крепкий вооружитель Пересвет, было бы многиы христианом от того убиеннаго им татарина горкую чашу смертную пити“. Потом великий князь помолися во обители святой и слухал литоргии святой, вкуси хлеба от трапезы тоя святой обители по прошению преподобнаго Сергия. Воздавши по сем благодарение, поиде на Москву».[812]

Очевидно, с предполагавшейся торжественной встречей великого князя и были связаны те события, которые произошли 21 сентября 1380 г. в Троицком монастыре. Феодор Симоновский не случайно появился в нем. По свидетельству исторической выписи Екатерины II о Сергии Радонежском, Феодор «ходи со князем великим в поход на Мамая».[813] Если это так, то становится вполне понятным прибытие Феодора в Троицкий монастырь. Он, вероятно, сообщил своему дяде о гибели на Куликовом поле Пере-света и попросил помощи в организации перевозки его тела в Москву. Именно с этой целью и был послан в Рязань келарь, отвечавший за все хозяйственные дела в обители. Что же касается инока Исаакия, он, несомненно, был направлен митрополитом Киприаном с известием о предстоящей торжественной встрече войск в Андрониковом монастыре. Очевидно и то, что телеги, подъехавшие к обители поздней ночью, везли различного рода припасы для готовившейся поездки Дмитрия Донского в Троицкую обитель. С учетом этого становятся понятными и позднейшие записи Епифания, в частности об угощении его вином (вероятно, в день торжественного визита великого князя в Троицу).

Никоновская летопись уточняет, что в свой приезд в Троицу осенью 1380 г. великий князь «милостыню даде».[814] Вероятно, именно эти средства и послужили для основания Дубенского Успенского Шавыкинского монастыря, ставшего памятником победы на Куликовом поле. По свидетельству летописца, Сергий, по просьбе князя, нашел место для будущей обители и «обретъ место и призва великаго князя, и основаша церковь и манастырь во имя пречистыа Богородици Успениа и составиша опщее житие. И постави единаго отъ ученикъ своихъ игумена в томъ манастыре, именем Савву, еже бысть преже въ его манастыри великомъ духов-никъ всему братству, старець честенъ и учителенъ зело. И прозваста той манастырь, еже есть сице имя ему: монастырь на Дубенке; самъ же преподобный отъиде въ свой манастырь».[815] Очевидно, это произошло уже в следующем, 1381 г. На взгляд Н. С. Борисова, «маловероятно, что Сергий немедленно… отправился выполнять это поручение. По-видимому, он занялся им уже летом 1381 г.».[816]

Исследователями было высказано мнение, что основанный Сергием Радонежским и Дмитрием Донским Дубенский Шавыкинский монастырь являлся не единственным из русских монастырей, возведенных при участии преподобного в память этого сражения.

Так, некоторые из историков полагают, что летом 1381 г. Сергий Радонежский в память о Куликовской битве основал, по просьбе знаменитого ее участника, воеводы Дмитрия Михайловича Боброка-Волынского, еще одну обитель – Рождества Богородицы, близ Коломны, на берегу Москвы-реки. По обиходному имени своего ктитора монастырь получил в народе название Бобренев.[817]

Начальные страницы истории этой обители неизвестны. Впервые он упоминается в писцовой книге Коломны 1577 г., содержащей его достаточно подробное описание.[818] Но возник он, несомненно, гораздо раньше. Некоторый свет на время его возникновения проливает выходная запись на пергаменной Толковой Палее, свидетельствующая о том, что работа над этой рукописной книгой велась писцом Кузьмой с 7 мая по 1 ноября 1406 г. «въ богохранимемь граде Коломне» по заказу некоего «Варсонофья, создавшаго кныги сия молитвами святыя Богородица и всех святыхъ». По мнению А. Б. Мазурова, имя Варсонофий очень редкое и, судя по всему, монашеское. Отсюда он делает вывод, что скорее всего заказчик книги Варсонофий был состоятельным монахом одного из коломенских монастырей. Но какого? Оговорка, что Палея создавалась «молитвами Богородицы», наводит на мысль о ее происхождении из монастыря, посвященного Богородице. Таковым в Коломне начала XV в. был лишь Бобренев монастырь.[819] О существовании здешней обители уже в начале XV в. говорит и открытие белокаменного собора, который по особенностям тески белого камня относят к началу XV в. Проведенные исследования культурного слоя на территории монастыря показали наличие керамики второй половины XIV–XV в. Также были обнаружены белокаменные надгробия, самое раннее из которых датируется до середины XV в.

Судя по посвящению главного монастырского храма Рождеству Богородицы, он, вполне вероятно, был основан в память о Куликовской битве. Все это привело к тому, что по традиции возникновение обители связывается с фигурой Дмитрия Михайловича Боброка-Волынского, сыгравшего одну из важнейших ролей в сражении на Куликовом поле, а в литературе широкое хождение получило мнение о связи прозвища воеводы и названия монастыря.[820]

Однако это предположение представляется весьма спорным. А. Б. Мазуров указал, что законы лингвистики не позволяют трансформировать Боброк/-ов в Бобрен/-ев. Вместе с тем он указал, что по родословцам в конце XIV – начале XV в. известен Андрей Гаврилович Бобрыня (или Бобруха). По имеющимся данным, он умер бездетным и происходил из рода Андрея Кобылы, одного из древнейших московских боярских родов, имевших вотчины в Коломенском уезде. То, что именно здесь находились земли указанного лица, подтверждают сведения XVIII в., согласно которым по соседству с Бобреневым монастырем располагалась деревня Бобрухина.[821] Все это заставляет отвергнуть предположение Н. С. Борисова об основании Бобренева монастыря Дмитрием Михайловичем Боброком-Волынским и участии в этом Сергия Радонежского.[822]

Другой обителью, относительно которой считается, что в ее появлении принял участие Сергий Радонежский, в литературе называют Николо-Угрешский монастырь, расположенный к юго-востоку от современной Москвы – в нынешнем городе Дзержинский.