Тем временем Курбатов держался спокойно. Они были почти одного роста и одинаковой комплекции, вот только плечи Курбатова казались более приподнятыми и мускулистыми, да и вся фигура представлялась более спортивной и могучей. Одинаковой была и выдержка этих людей, давно познавших, что такое запредельный риск, ненависть и жестокость.

– Мы – странники войны, князь. Вечные ее скитальцы. Это наша судьба. Но кто мог усомниться в том, что этот парень дойдет? – вдруг взорвался Скорцени гортанным камнедробильным рокотом, обращаясь к стоящим чуть в стороне Штуберу и Родлю, словно эти два офицера до сего дня оставались последними источниками неверия. – Кто вообще мог усомниться в этом?!

Вместо ответа Курбатов молча извлек из внутреннего кармана кителя небольшой, завернутый в прорезиненную ткань пакетик, развернул его и подал оберштурмбаннфюреру.

– Послание генерал-лейтенанта Семенова, командующего…

– Знаю. Наслышан о вашем командующем. С тех пор, когда вы оказались в поле нашего зрения, мне пришлось вплотную заняться вашей армией и вашим командующим.

Он повертел в руке заклеенный, с поломавшимися сургучными печатями конверт и вопросительно взглянул на Штубера и Родля.

– В дивизии, на которую я вышел, – объяснил Курбатов, – его не вскрыли только потому, что, как видите, на пакете написано: «Вскрыть лично штурмбаннфюреру Скорцени или его непосредственному начальнику».

– Оказывается, даже во фронтовых дивизиях прислушиваются ко столь грозным предостережениям, – улыбнулся первый диверсант рейха, еще больше уродуя и без того изуродованную шрамами левую щеку. – Садитесь, странник войны, как представил вас Штубер. Вы, пасынки ее, – тоже, – обратился к эсэсовцам.

Вскрыв пакет, он не удержался и прочел вслух: «Предъявителем сего является полковник Белой русской армии князь Курбатов, который имеет все полномочия представлять в Берлине и на всей территории рейха командование вверенной мне Россией и Богом армии…»

– Так все-таки, полковник? – оторвался Скорцени от бумаги.

– Меня предупредили, что этого чина я буду удостоен Военным советом армии с момента моего прибытия в Берлин. Таковым было условие командования. Точно так же повышаются в чине и те из офицеров группы, которые прибудут вместе со мной. В данном случае речь идет о поручике, теперь уже капитане бароне фон Тирбахе. Весьма сожалею, что он не приглашен сюда вместе со мной.

– О фон Тирбахе мы поговорим позже, – сухо объяснил Скорцени. – Судя по всему, командование вашей армией на чины не скупится… Нет-нет, – предостерегающе поднял руку, – все заслуженно. Просто у нас, в СС, с чинами куда сложнее, я прав, гауптштурмфюрер? – по слогам произнес он название чина, обращаясь к такому же «страннику войны» Штуберу.

– Зато о нас никогда не забывают, когда речь заходит об очередном рейде, – заметил тот.

– Господин полковник, – вновь обратился оберштурмбаннфюрер Скорцени. – Как вы знаете, у нас создается Русская освободительная армия под командованием генерал-лейтенанта Власова…

– Я не желаю служить под командованием этого дважды предавшего Россию генерала, – резко ответил князь.

Первый диверсант рейха воспринял его реакцию настолько спокойно, что Курбатову показалось, будто никакого иного ответа он и не ожидал.

– Кроме того, создан русский казачий корпус СС под командованием генерала фон Паннвица, а также генералов Краснова, Шкуро, Султан-Гирея…

– Этот вариант для меня более приемлем. Все же речь идет о белых генералах.

– Но там вы сразу же превратитесь в обычного строевого офицера, что неминуемо повергнет вас в убийственное уныние. Вы – казак. Исходя из нашей идеологии, казаков мы относим к потомкам готов.

Курбатов не смог удержаться от скептической ухмылки.

– …Тем не менее, – заметил ее Скорцени, – такой подход дает вам право вступить в ряды СС и продолжить службу в одной из диверсионных групп, находящихся в распоряжении имперской безопасности.

– Чтобы не усложнять вам жизнь своим полуславянским-полуготским происхождением, я согласен служить под вашим командованием, оставаясь общевойсковым полковником. Разница в чинах меня не смущает.

– Вот так, Штубер, – развел руками Скорцени, – войска СС опять посрамлены. Нас не предпочитают… Хорошо, князь. Я позабочусь, чтобы с сегодняшнего дня вы превратились в полковника вермахта, но при этом находились в распоряжении отдела диверсий Главного управления имперской безопасности. И прошли месячную переподготовку на «Фридентальских курсах». В нашем деле появились новинки, ознакомиться с которыми вам не помешает.

– Благодарю, господин оберштурмбаннфюрер.

– Не обещаю, что два Железных креста – за рейд и за личное мужество – вы получите из рук фюрера. Но если эта миссия будет поручена мне – сочту за честь.

Вторые сутки над «Бергхофом» бушевал ураган. Горы извергали порывы ветра, словно вулканическую лаву, и они набрасывались на виллу с неудержимой силой, разрушая деревья и строения, осыпая зелень долин погибельными россыпями горной пыли и гравия.

Вилла казалась Еве слишком хрупкой для такой стихии, и рейхсналожница металась по ее залам и комнатушкам, будто по каютам полузатонувшего корабля, спасаясь от собственного страха и не веря в погибельность того великогерманского ковчега, в котором – только в нем – по-настоящему могла чувствовать себя защищенной.

«Это не случайно», – уверяла она себя, время от времени подходя к одному из окон, откуда открывался вид на гору Келштейн. Здесь ничего не происходит просто так. Все отмечено печатью вечности, предначертанности и… обреченности. Этот ураган, вырвавшийся из глубины Баварских Альп, словно из горна сатаны… И эти, камнями ложившиеся на душу предчувствия…

С тех пор как на Адольфа было совершено покушение, они стали посещать Еву все чаще. «Здесь ничего не происходит просто так… Все отмечено печатью вечности и обреченности…»

Дверь, ведущая на галерею, распахнулась, и вместе с порывом ветра в зал ворвалась расплывчатая, охваченная полумраком фигура.

– Сюда едет фюрер!

– Что-что?! Что вы сказали? – поежилась Ева.

– В ставку прибывает фюрер, фрейлейн Ева.

– Это вы, штандартенфюрер фон Кефлах?

– Что не должно вызывать у вас никакого удивления, – ответил начальник охраны и он же – комендант ставки. – Куда удивительнее, что сюда направляется фюрер Германии.

– Сегодня? Прямо сейчас?

– Только что сообщили.

С самого начала Кефлаху показалось, что новость о прибытии фюрера Браун восприняла с ужасом. Теперь, видя перед собой растерянное, побледневшее лицо Евы, он еще больше утвердился в этом.

– Чем… вызвано его прибытие?

Штандартенфюрер вновь вспомнил о двери, взял ее на засов и включил свет.