— Тогда зачем вам оружие?

На лице суперагента сменились быстрым каскадом просветление, понимание и ясность. Кантор, без сомнения, ненадолго показал ему что–то, чего доселе не замечал этот человек.

— Приберите–ка ваши драммеры, достойные господа, иначе кто–то здесь может пострадать.

С этими словами антаер убрал палец со спускового крючка, бросил трофейный драммер суперагенту и шагнул в сторону, давая и младшему чину среди агентов подобрать оружие.

Переглядываясь и ощущая некую неловкость, агенты вслед за поймавшим свой драммер старшим спрятали свои «стокеры». Скрылся под сюртуком Кантора и славный образец работы мастеров компании «Бейзин и Пелвис».

— Итак, — объявил Кантор почти торжественно, — все, что мне хотелось у вас узнать, я уже выяснил. Вы не боитесь сочинителей, ничего не имеете против присутствующего здесь представителя этого уважаемого цеха. А визиты без приглашения, но с оружием — просто ваша нелепая привычка, сформировавшаяся по причине дурных манер. У меня к вам нет никакого дела, и меня вы более не интересуете.

Суперагент захотел что–то возразить, но Кантор не дал ему вставить слово.

— Однако у достойного Хая Малькольма Лендера, чей покой вы нарушили столь бесцеремонно и в столь неурочный час, наверняка есть к вам вопросы, не так ли? — и Кантор величественным жестом пригласил сочинителя принять эстафету.

Лендер открыл было рот, но не нашел что сказать, и закрыл его снова.

— Красноречиво, — сказал Кантор с усмешкой, — у достойного господина сочинителя просто нет слов. Извольте объясниться, господа! Мы ждем!

Главный из агентов провел по лицу шевронной перчаткой, как бы стирая серую пыль, и набрал в легкие воздуха.

— Я не уполномочен давать какие бы то ни было объяснения своих действий, — заговорил он в полном соответствии с инструкцией, — мы, действуя в интересах синдикатов, явились к господину сочинителю, дабы задать несколько вопросов относительно событий в Нэнте…

— Прекрасно, — вставил Кантор, как бы проверяя, легко ли будет в нужный момент прекратить открывшийся ручеек слов.

— И мы решительно настроены эти вопросы задать, — продолжал суперагент, воодушевляясь, — а посему…

— Достаточно, — отрезал Кантор, — все ясно.

— Однако…

— Полно. Наша поездка в Нэнт была связана исключительно с расследованием, которое веду я. Достойный Лендер не имеет права распространяться ни о каких событиях, свидетелем которых он был, ни о каких фактах следствия, домыслах и идеях, а также о событиях, которые могут иметь отношение к расследованию. Об этом Лендером собственноручно был составлен и подписан соответствующий документ, — словно старую, заученную еще в детстве балладу, на одном дыхании выдал Кантор.

— Но–о–о… — попытался вставить Лендер, однако был проигнорирован.

— Я действую в интересах синдикатов, которые в данный момент являются моим клиентом, и властью, делегированной мне лендлордами, уведомляю вас, что мой клиент не потерпит вмешательства в дознание и расценит всякие препятствия моей работе как враждебные действия по отношению к нему, — продолжал Кантор, жестом повелевая Лендеру замолчать.

Суперагент теперь несколько раз открыл и закрыл рот, пытаясь вставить словцо, но Кантор всем видом давал понять, что ничего слушать не намерен.

— Всю информацию о ходе расследования вы можете получить у шефа полицейского управления в официальном порядке, направив соответствующие запросы, — закончил Кантор.

Агенты переглянулись. Пререкаться было бессмысленно, а задавать вопросы вне перспективы получить на них ответы не позволяла инструкция, ибо им тоже предписывалось всячески оберегать не только факты, но и само направление, в котором они ведут свое дознание.

Кантор убедился, что его аргументы нашли понимание, и подытожил:

— Не смею более задерживать столь занятых, достойных господ.

Затем проводил стушевавшихся, но быстро возвращающих свою спесь агентов за дверь, проследил, чтобы они не замешкались в коридоре, и повернулся к Лендеру.

— Но я не писал никакого документа о неразглашении фактов… — промямлил сочинитель, кажется, сам понимая, что более нелепое заявление придумать трудно.

— Разумеется, — отмахнулся Кантор, — ведь потребуй я у вас подобный документ, он вступил бы в противоречие с вашими прямыми обязанностями.

— А как же?..

— Не стоит смущаться. Вы же писали какой–то документ у меня в кабинете, не так ли?

— Да, но…

— А я и забыл, что это была за бумага. Скажем, не вполне корректно воспроизвел его содержание. Бывает. Всего не упомнишь.

— О, я совсем не жалею, что не напомнил вам суть той расписки, — усмехнулся Лендер с облегчением.

— Вот и славно. — Кантор взглянул на свои часы. — Бывают такие досадные люди, что избавляться от них можно любыми средствами, кроме разве смертоубийства. А теперь признавайтесь: чего, по–вашему, от вас хотели агенты?

— Понятия не имею…

— Да, это еще одно темное пятно на неясной карте дела. Плохо, что они ничего не успели у вас спросить, но куда лучше, что вы не успели им ничего ответить.

Лендер, придя в себя окончательно, вдруг, словно вспомнив о чем–то, вылетевшем за всеми этими перипетиями из головы, схватился за копилочку, в которой помещались его рисковые монеты.

От Кантора не ускользнул этот жест.

— Вас побеспокоил ваш личный историк?

— Увы мне…

— Некоторые трудности?

— Достаточно серьезные…

— Для чего?

— Не совсем понимаю, — нахмурился сочинитель.

— Вы сказали «достаточно серьезные». Я и спросил. Для чего достаточно серьезные?

Лендер невесело усмехнулся, сообразив, что не совсем точно подобрал слова.

Цеховая болезнь сочинителей, умеющих на бумаге толково составлять фразы, но привыкших пренебрегать этим в разговоре столкнулась с цеховой привычкой антаеров придираться к порядку и согласованию слов.

— Трудности, достаточные для того, чтобы прийти в отчаяние. И настолько, что я хотел бы спросить совета у вас.

— Хотели бы? — вновь каверзно переспросил Кантор. — При каких обстоятельствах вам будет угодно захотеть?

— Да я сегодня ночью исчерпал запас красноречия, описывая на бумаге гонки паротягачей, — извиняясь, сказал сочинитель.

— Не в моих правилах влезать в секреты ремесла, которым я не владею, но, по моему профессиональному суждению, необходима исключительная, решительная точность языка, — в свою очередь расшаркался антаер. — Формулировка «хотел бы» предполагает какие–то условия. Также она указывает на смятенное состояние души, нерешительность и сомнения. Так вам нужен совет или для этого недостает каких–то дополнительных обстоятельств?