Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поменяться мясом
— Поверишь ли ты мне, если я скажу, что ты королева моего сердца?
А в ответ тишина. Они сидели в бистро. В безлюдном тихом бистро. Только они — вдвоём во всём зале. Она кушала бифштекс с картофельным пюре. Он — котлету с рисом. Он снова заговорил:
— Хочешь, поменяемся? Я тебе дам свою котлету, а ты отдашь мне свой бифштекс. Мы поменяемся мясом. Хочешь?
Она не реагировала. Она смотрела куда-то в окно. Взгляд её был сфокусирован на красивых пушистых облаках. «Это облако похоже на пальму. Пальмы… Когда-нибудь я побываю в Майами. Там много пальм», — думала она.
— Так ты не хочешь поменяться мясом?
Ответа снова не последовало. Она уже съела свой бифштекс. Он резко встал из-за стола и подошёл к ней. Они смотрели друг другу в глаза. Он сел рядом с ней и поцеловал её. Казалось, этот жаркий поцелуй длился целую вечность. Она потеряла сознание от удовольствия. Частички бифштекса, оставшиеся у неё во рту, попали ему на язык. О, этот божественный бифштекс!
— Ты глухая, но я всё равно тебя люблю. Больше всего на свете.
* * *
Пыльный базар
Это был шумный базар под палящим солнцем. Пыль стояла повсюду, ею жадно дышали все люди, окутанные базарной суетой. Столпотворение — обыденное дело. Торговля процветала. Право, было очень жарко, душно и грязно.
Так вот стоял по своему обыкновению у своей лавки продавец по имени Джонни. Это был не то чтобы молоденький парень, но и не сказать, чтобы окрепший мужчина. Короче говоря, нечто среднее и не лишённое жизненных сил и веры в будущее. Телосложение у Джонни было весьма неплохим — он каждый день уделял внимание своей мускулатуре, посещал спортзал неподалёку. Но была в его теле аномальная беда — большой живот. Этот непропорционально вздутый живот вызывал недоумение у многих друзей Джонни.
— Почему у тебя такой большой живот? — спрашивали они, — выглядит некрасиво, будто у тебя рахит.
— Это всё пыль, — спокойно отвечал Джонни, — я работаю на Пыльном Базаре ещё с двенадцати лет, когда отец покинул нашу семью, и я вынужден был помогать матери. Я всё своё время проводил на базаре и вдыхал пыль. Она накапливалась у меня в животе всё это время. И вот результат — теперь мой живот полон чёртовой пыли.
Друзья выражали по этому поводу глубокое сочувствие и лёгкое недоумение.
Однажды, когда в очередной пыльный денёк Джонни стоял у своей лавки и продавал овощи, к нему подошла очень красивая девушка с рыжими волосами и бледно-розовой кожей.
— Могу я купить десять килограмм помидоров? — спросила она.
— Конечно, мадемуазель. Я даже дам вам эти десять килограмм помидоров бесплатно. Потому что Вы очень красивы.
— О, как чудно. Спасибо.
— А Вы не хотели бы сходить куда-нибудь со мной вечерком? В кафе, например?
Она посмотрела на него оценивающим взглядом, и сказала:
— Я бы с большим удовольствием, но у меня сейчас до безумия плотный график. Да и тем более, у Вас живот какой-то ненормально большой. Будто Вы на седьмом месяце беременности. Нет, это исключено. Я не могу пойти с Вами в кафе.
— Что ж, как хотите. Приятного Вам дня!
— Спасибо!
В ту ночь Джонни так и не сомкнул глаз.
«Дурацкая пыль! Ненавижу её! Какого чёрта я всю свою жизнь дышу пылью? Теперь она у меня в животе! И это некрасиво!»
И на утро следующего дня Джонни принял для себя окончательное решение — избавиться от пыли в животе любым способом. Как можно скорее. Он записался к хирургу на приём, и вскоре ему назначили операцию по удалению пыли.
Прошла неделя, и Джонни уже лежал в операционной, он только что заснул под наркозом, процесс извлечения начался.
«Мать честная!» — воскликнул хирург. Когда он разрезал живот Джонни, из него вывалилось неисчислимое множество ленточных червей. Это чем-то напоминало огромную порцию спагетти, а кровь выступала в роли томатного соуса.
«Несите сюда тазик! Живо!» И врачи начали извлекать червей. Они убедились, что очистили живот Джонни от всякой неугодной живности, зашили ему живот, и оставили почивать в палате. «Так это была не пыль, а ленточные черви! Какой же я дурак, что не додумался об этом!» — бил себя по лбу Джонни.
Прошло два месяца. Счастливый Джонни стоял у своей лавки и с улыбкой продавал овощи таким же счастливым прохожим.
И вот однажды к нему подошла та самая прелестная девушка с рыжими волосами и бледно-розовой кожей, чтобы купить помидоры.
— А, это Вы! Здравствуйте! Прекрасно выглядите! — сказал Джонни.
— Спасибо! Я тоже рада Вас видеть. Вас так долго не было.
— Посмотрите на мой живот. Теперь он плоский. Не хотите ли теперь пойти со мной на свидание?
Она внимательно посмотрела на него и сказала: «Да, хочу!»
И на выходных они пошли на свидание. Через полгода Джонни и рыжеволосая красавица поженились. И жили они долго и счастливо.
* * *
Пятка
— Ты часто не понимаешь, что я тебе говорю. И это хорошо. Если бы понимал — ты ушёл бы навсегда, — вдруг сказала Лизабет.
Длительная тишина была нарушена. Парень и девушка сидели на противоположных концах длинного синего дивана.
— Я рад, — ответил Большой Джо, почёсывая пятку длинными ногтями.
Ногти своей правой руки он не стриг уже две недели. Таким образом он получал больше удовольствия от чесания своей чёрствой, твёрдой пятки. Но всегда присутствовал риск сломать ногти в процессе.
Они сидели в большой комнате, окна которой выходили на площадь. На улице стояла сильная жара, но в помещении работал кондиционер, и оттого им было комфортно.
— Почему же ты рад? Ты бы ушёл и отыскал себе более подходящую подругу, — продолжала Лизабет.
— Мне лень уходить, мне лень искать. Я хочу просто сидеть здесь.
Лизабет перевела свой взгляд с лица Большого Джо на его пятку. Пятка была похожа на поверхность Меркурия. Лето спровоцировало её шелушение. В таком положении они просидели ещё два часа, а Большой Джо всё непрерывно продолжал чесать пятку. Лизабет казалось, что пятка теряет в размерах с каждой минутой. На диване возле Джо образовалась большая горстка отмершей кожи — туда он складывал всё, что он сгребал ногтями с пятки.
День клонился к вечеру, а пятка продолжала уменьшаться. Наконец Лизабет не выдержала:
— Уймись же! Перестань чесать! От твоей пятки скоро ничего не останется!
— Я не могу, — спокойно ответил Большой Джо, — не могу.
В конце концов пятка совсем исчезла, Лизабет тихо