гостеприимстве и, созвав всех всадников из ближайших юнэ, помчался, несмотря на неприглядную ночь, отчаянный дождь и метель, преследовать виновных. На следующее утро Сеин вернулся из своего ночного пробега, но не нашел ни напавшего, ни его следов. Конфиденциально, один на один, он уверял меня, что этому делу не чужд князь Зан-оглы, и рассказал, что вчера после полудня и вечером можно было заметить банду приблизительно из 60 всадников, разъезжавших без всякой видимой цели вперед и назад вдоль реки Абин. Эта банда состояла только из черкесских уорков и их рабов, и только они могли совершить это покушение.

У меня было много оснований поверить этой версии, но так как я все-таки не имел доказательств, то мне было невозможно указать на Зан-оглы. Но, имея даже наивернейшие доказательства, что я мог бы сделать? Мое выступление против Сефер-паши могло вызвать огромное волнение в стране, и без того раздираемой партийными распрями. Оно могло, вероятно, повредить князю Сеферу, но мне и делу, которое я защищал, было бы весьма мало полезно. Я решил быть настороже и больше не упоминал об этом происшествии, которое все же, как я предполагаю, произвело в стране большой шум, потому что всюду, где ни появлялся я или кто-нибудь из моего отряда, мы слышали громкие проклятия по адресу Зан-оглы.

1 декабря мы получили 14 ружей с письменным извещением, что было послано 24. Таким образом, 10 было потеряно. Остальные 83 ружья было обещано мне скоро дослать. Я уже знал по горькому опыту ожидания это «скоро», но что мне причиняло немалые огорчения – это потеря небольшого вооружения, которое я ждал с таким нетерпением почти два года. Я написал моим соотечественникам в Константинополь, чтобы они ни под каким видом не доверяли ничего купцам или другим людям, едущим из Абазии, но всегда ждали, пока я пришлю кого-нибудь лично. Но там обращали мало внимания на мои письма и легкомысленно доверяли первому, кто находился под рукой и предлагал свои услуги, вещи сами по себе невысокой ценности, но для меня бывшие неоценимыми. Из дальнейшего будет видно, как пагубно было для меня это неумное легковерие.

8 декабря пришли из Абадзехии известия, что неприятель опустошил равнины вдоль рек Шавготчи и Лабы и сжег много сотен дворов, после чего со 2-го до 6 декабря происходили серьезные сражения между жителями Абадзехии и русскими штурмовыми колоннами.

7 декабря русский корпус, оперировавший в Абадзехии, оставив гарнизоны в Шавготче и других крепостях на Лабе, возвратился за Кубань на зимние квартиры. Впрочем, усилия русских в Абадзехии были очень незначительны и послужили больше к тому, чтобы организовать диверсию и занять ею абадзехов в их стране. Действительно серьезные операции были предприняты против натухайцев из Адагумского лагеря и других крепостей.

В лагере на Адагуме началось передвижение русских отрядов, которое, казалось, должно было завершиться их скорым выступлением. Можно было предвидеть, что неприятель теперь попытается совершить набег против натухайцев, потому что в лагерь прибыли три свежих казачьих полка.

С 6 декабря начался достаточно сильный мороз, что чрезвычайно облегчило русским продвижение. 10-го я отправил стоявшие на реке Абин 4 орудия, после того как довел их прикрытие до 300 всадников и 900 человек пехоты, продвигаться ближе к русскому лагерю и занял на лесистой возвышенности над речкой Шипс позицию, которая господствовала над дорогой между Адагумом и Суджуком. 13 декабря (1-го по ст. стилю) неприятельские колонны выступили из Адагумского лагеря. Неприятель знал о нашем расположении и отрядил против нас 4 батальона, 1 полк казаков и 1 пехотную батарею из 12 орудий. Несмотря на перевес неприятеля, мы удержали за собой нашу позицию, но не могли выбить русских с дороги на Суджук, которую они заняли. Вторая колонна в составе 5 батальонов, казачьего полка, пехотной полубатареи из 6 орудий и горной батареи из 8 орудий повернула вдоль реки Бакан на дорогу, ведущую к Мазге, ныне разрушенной русской крепости. Третья колонна, состоявшая из 3 батальонов, 2 полков казаков и конной батареи, двинулась по берегу Кубани через равнину на Коркуй. Из Суджука по дороге в Адагум выступили 2 батальона, 100 казаков и 4 орудия и уже около полудня соединились с колонной, с которой мы утром имели сражение. Из Суджука и Анапы, кроме того, двинулись еще 1 батальон, 100 казаков и 4 орудия против Мазги. Из Коркуя пришли 1 батальон, 1 казачий полк и 6 орудий, которые и оперировали на равнине, чтобы поддержать колонны, двигавшиеся из Адагумского лагеря.

Состоящая из 5400 дворов и, как я уже указывал, малогористая и плохо приспособленная к обороне область натухайцев была, таким образом, пересечена 17 батальонами пехоты и 33 сотнями казаков (то есть около 20 000 человек с 54 орудиями) и совершенно отрезана от всякой поддержки. Каждая из вражеских колонн, сжигая все, что встречала на своем пути, уничтожала посевы и увлекала за собой людей и скот, который могла захватить.

В полдень с горы, на которой стояли, мы увидели бесчисленные столбы дыма, свидетельствовавшие об опустошении Натухая. Иногда слышался заглушенный орудийный гром. Мое положение было невыносимым. Потеря орудий, находившихся в Натухае, была не только возможна, но и очень вероятна. Однако двинуться на помощь с тем, что имелось у меня под рукой, было невозможно, ибо неприятель, стоявший перед нами, сторожил каждое наше движение. Дважды после полудня пытался я прорвать неприятельскую линию на дороге из Адагума в Суджук, но безуспешно. К тому же мороз, этот верный союзник московитов, достиг больше 12 градусов и наши плохо одетые абазы дрожали, замерзая у лагерных костров. Поэтому нельзя было и думать о том, чтобы провести с ними такой трудный маневр, как прорыв неприятельской линии ночью. Повсюду были разосланы муртазики и гонцы, чтобы оповестить все контингенты военных сил из мехкеме Шипса и Абина и созвать сюда воинов из Шапсугии, но далекие расстояния и, в особенности, холод были причиной того, что к вечеру силы наши дошли едва только до 2000 человек.

Я передал командование всем отрядом лейтенанту Станкевичу, при котором остались также начальники мехкеме Шипс и Абин, и в 8 часов вечера отправился в сопровождении 60 всадников, среди которых было 10 моих солдат, по направлению к неприятельской линии, которую я решил во что бы то ни стало перейти. Так как я мог рассчитывать, что ближайшие окрестности крепости Адагум охраняются меньше, чем дорога на Суджук, то прямо пошел на крепость и свободно прошел мимо нее на расстоянии двух ружейных выстрелов от крепостных валов.