– Вас это не касается, мадам! – воскликнул Шелби, взбешенный не меньше, чем Рансом.

Жаклин склонила голову. Ее прекрасные фиалковые глаза спокойно смотрели на него.

– Нет, касается.

– Почему? – Он на шаг отодвинулся от нее и поклонился всем остальным. – Жаждешь увидеть, как меня повесят? Изложи им суть дела, брат. Здесь есть уже и судья, и присяжные, чтобы меня осудить.

– Шелби, – предупреждающим тоном сказал Рансом.

– Нет уж, давайте приступим! Я сам начну. Дело очевидное, ваша светлость, улики неопровержимы. – Шелби безнадежно махнул рукой. – Ты сам так говорил минуту назад! Прежде всего необходимо понять, какую ценность представляет наша рассеянная Мерлин и почему ты ее сюда привез. Затем…

Рансом поймал Шелби под руку:

– Остановись.

Шелби рванулся от него, ноздри его дрожали от гнева.

– Нет уж, пусть все услышат! Они имеют право узнать, кого ты пригрел на груди. Теперь послушай: фургон жестянщика… кто привел ее туда? Это был я. Я заманил ее рассказом о шестеренке, и она попала прямо в ловушку, так ведь? – Голубые глаза его сверкали. – И я сам накачал себя зельем, разумеется! Чтобы отвести подозрение. Но главной уликой является, конечно, церквушка. Ведь кто еще знал о ней? Только ты, я и Блайз!

– Нет! Папа… – Вудроу попытался схватить его за рукав, но Шелби отстранился.

– Мы втроем поклялись хранить эту тайну. Но стал бы я хранить верность какому-то детскому обещанию? Вспомните всю историю моей жизни, дамы и господа, – с сарказмом усмехнулся он. – Вспомните о том, что я задолжал шестьдесят тысяч человеку, имевшему связи во Франции, и сделайте вывод сами. Ах да, есть еще одна улика – эта удивительная шляпа! Вы говорите, она моя? Ну как тут можно оправдаться? Правда, сам я никакой шляпы не терял. Но тем не менее она должна быть моей! Что ж, одной этой шляпы достаточно, чтобы считать дело закрытым!

– Ну так давай закроем его, – мрачно сказал Рансом.

Шелби повернулся и с презрением посмотрел на него:

– Теперь тебе неловко? Тебе было так важно высказать обвинения наедине?

– Единственное, что для меня важно, – это вернуть мою жену. И проследить за тем, чтобы всех негодяев, из-за которых она была в опасности, поймали и четвертовали. Если ты виноват, брат, то дни твои сочтены. Жить тебе осталось недолго.

– Но он не виноват! – закричал Вудроу. – Это не папа. Все вокруг знали о том, как мисс Мерлин мечтала найти эту шестеренку. И к тому же не только он знал про старую церковь! Я видел там тетю Блайз, и она показывала ее майору О’Шонесси…

– Вудроу! – торопливо воскликнула Блайз. – Ах ты, маленький звереныш, ты же мне поклялся…

– Но я же не просто так говорю! Это же важно, разве ты не понимаешь? Он думает, что это мой папа обманул мисс Мерлин и закрыл ее в церкви, но это же был не он!

– Ох, я упаду в обморок. – Блайз прикрыла руками глаза и простонала: – Шелби!

Он с усмешкой посмотрел на нее, но не двинулся с места, когда она качнулась:

– Что это? Новые показания?

– Мама! – Блайз упала на колени. – Ох, мне нездоровится. Помогите!

Рядом с ней быстро опустился на колени Куин и положил ее голову к себе на плечо.

– Дорогая, – успокаивал ее он, – все в порядке, все хорошо. Не бойся, любовь моя.

Блайз заплакала и прижалась щекой к его груди.

– Эй, вы, послушайте… майор! – возмущенно воскликнул мистер Пилл.

Тело Блайз напряглось.

– Нет! – Она попыталась встать. – Отойдите от меня… не прикасайтесь! О Боже, я этого не вынесу…

– Тихо! – прикрикнул на них Рансом и холодно посмотрел на Куина. – О’Шонесси, думаю, от вас я услышу правду.

Блайз застонала и закрыла лицо руками. Офицер крепче обнял ее содрогающиеся плечи.

– Ваша светлость, – сказал он, – можно я… не при всех… – Челюсть его напряглась, и лицо покрылось густым румянцем. – Ради вашей сестры, сэр…

Рансом сделал шаг вперед:

– Я теряю терпение, майор. Здесь и сейчас. Она показала вам тайную комнату в церкви?

– Ваша светлость, я хотел бы жениться на леди Блайз! – выпалил Куин.

Сообщение было встречено мертвой тишиной. Затем Шелби вдруг рассмеялся. Куин посмотрел на него, и красное лицо его побелело. Он взял обе руки Блайз и поднес их к своим губам.

– Не плачь, моя любовь. Не надо плакать.

– Как трогательно. – Шелби скрестил руки и облокотился о мраморную колонну. – Меня от этого чуть не стошнило.

Куин не поднял головы, но плечи его напряглись и застыли.

– Когда она ее вам показала, майор? – спросил Рансом.

Куин по-прежнему не смотрел на него. Он вытащил носовой платок и склонился к Блайз, нежно вытирая ее щеки. Она обхватила его руки. Голова ее подергивалась.

– Успокойся, дорогая, – шептал он. – Все будет хорошо. – Наконец он взглянул Рансому в глаза: – Впервые я пошел с ней в церковь вскоре после того, как приехал, сэр.

Блайз начала раскачиваться и тихо стонать. Куин не отпускал ее.

– Полагаю, мне не следует спрашивать зачем, – сказал Рансом.

Куин глубоко вздохнул:

– Ваша светлость, я люблю ее.

– Да уж, это единственное, что вас хоть как-то оправдывает.

Блайз зарылась лицом в платок:

– Мне так стыдно, мне так стыдно. Ох, я хочу умереть!

– Леди Блайз, – горестно произнес мистер Пилл, – этот преступник плохо обошелся с вами? Он запятнал ваше доброе имя? И все это ради того, чтобы злодейски похитить мисс Ламберн?

Куин подпрыгнул:

– Ах вы, маленький скользкий… Да я вас… отстегаю хлыстом!

– Ваши жалкие угрозы меня не пугают, сэр! – воскликнул Пилл. – Я служитель Господа, но все же выберите оружие, и на дуэли я заставлю вас ответить за все! Эта женщина намного благороднее вас, и все же вы заставили ее окунуться в ваши низменные…

– Ради Бога, Пилл, – прервал его Рансом. – Прекратите немедленно. В настоящий момент мой желудок не выдержит истерики отвергнутого ухажера.

Мистер Пилл наградил Куина злобным взглядом.

– Ваша светлость… – произнес он, не глядя на Рансома, но, не договорив, повернулся и быстрым шагом пошел прочь.

Герцогиня Мей выступила вперед. Она бросила на Куина взгляд, значение которого Рансом не смог понять.

– Пожалуйста, помогите моей дочери встать, майор О’Шонесси. Я полагаю, сейчас ей лучше удалиться.

– Ох, мама, – всхлипнула Блайз. Опираясь на Куина, она встала на ноги, на несколько секунд позволила себе задержаться в его объятиях, а затем повернулась к матери.