по мере развития языковых навыков, то только потому, что получаем противоречивые сигналы от нашего окружения. Слова, которые мы слышим, означают одно, а эмоциональные сигналы — другое. Если между ними возникает противоречие, что-то будет подавлено. Точно так же, когда у ребенка расходятся глаза, мозг подавляет изображения с одного глаза, чтобы избежать двойного зрения. Если подавляемый глаз не исправить, то он ослепнет. Мы подавляем свой эмоциональный интеллект, чтобы уклониться от непрекращающейся войны со значимыми людьми в своей жизни — войны, которую мы не в состоянии выиграть. Поэтому мы теряем эмоциональную компетентность, даже если приобретаем вербальный интеллект. В случае афазии, судя по всему, наблюдается обратный процесс. Подобно тому, как у слепого необычайно развивается слух, у больных с афазией повышается способность воспринимать эмоциональную реальность.

«Люди обычно не более чем случайно распознают обман в поведении лжеца, даже когда он очевиден по выражению его лица и интонации голоса, — сообщила группа исследователей-психиатров в журнале «Природа» в мае 2000 года. — Люди, которые не разбирают слов, лучше улавливают ложь».

Полное осознание означало бы, что мы вернули себе утраченную способность воспринимать эмоциональную реальность и готовы оставить парализующую убежденность в то, что мы недостаточно сильны, чтобы принять правду о своей жизни. Здесь нет никакой магии. Слепой учится обращать больше внимания на звук, нежели зрячий. Больной афазией учится замечать свои внутренние реакции на слова, так как ответственные за когнитивные функции участки мозга больше не способны сказать ему, что означает данный сигнал. Такие внутренние реакции, интуитивные ощущения — это именно то, чего мы лишись, когда «выросли».

Очевидно, что для повторного развития эмоционального восприятия нам не нужно терять языковые навыки. Однако чтобы развить осознанность, необходимо тренироваться, постоянно уделять внимание своему внутреннему состоянию и учиться доверять этому внутреннему восприятию больше, чем любым словам — собственным или чужим. Каков тон голоса? Его высота? Глаза сужены или широко открыты? Улыбка непринужденная или натянутая? Что мы чувствуем? В какой части тела мы это чувствуем?

Осознание также подразумевает изучение того, какие признаки стресса есть в нашем теле, каким образом наш организм сообщает нам о них, когда сознание упускает эти сигналы. В исследованиях, проводимых как на людях, так и на животных, отмечается, что реакция физиологического стресса представляет собой более точный индикатор реального состояния организма, чем осознанное понимание или наблюдаемое поведение. «Гипофиз гораздо лучше оценивает стресс, чем интеллект, — писал Ганс Селье. — Тем не менее вы можете довольно хорошо научиться распознавать сигналы опасности, если знаете, что искать».

В книге «Стресс жизни» Селье собрал воедино все физиологические сигналы опасности. Он перечислил физические проявления, такие как учащенное сердцебиение, слабость, потливость, частое мочеиспускание, головные боли, боли в спине, диарея или сухость во рту; эмоциональные проявления — эмоциональное напряжение или чрезмерная осторожность, беспокойство, потеря радости жизни; и поведенческие проявления — необычная импульсивность или раздражительность и склонность слишком остро реагировать. Мы можем научиться воспринимать симптомы не только как проблемы, которые нужно преодолеть, но и как сигналы, к которым необходимо прислушиваться.

3. Гнев

«Я никогда не злюсь, — говорит герой одного из фильмов Вуди Аллена, — вместо этого я отращиваю опухоль». На протяжении всей книги мы убеждались, насколько истинно это шутливое замечание, которое подтверждают многочисленные исследования больных раком. Мы также узнали, что подавление гнева является главным фактором риска развития болезни, поскольку оно усиливает физиологический стресс, которому подвергается организм.

Подавление гнева предрасполагает к болезни, а переживание гнева способствует выздоровлению или, по крайней мере, продлевает выживание. Например, люди, больные раком, которые выражали свой гнев, когда были на приеме у врача, жили дольше, чем более спокойные пациенты с онкологией. Эксперименты на животных показали, что выражение гнева вызывает меньший физиологический стресс, чем его подавление. У крыс, которые дерутся с другими запертыми в клетке сородичами, наблюдается более медленный рост опухолей, чем у более послушных животных.

Кроме того, мы увидели, что все опрошенные в предыдущих главах люди признавали, что у них есть трудности с выражением гнева, независимо от того, какое у них заболевание или расстройство. «Я не должна злиться, так уж меня воспитала мачеха, — говорила Шизуко, страдающая ревматоидным артритом. «Я заблокировала выражение своего внутреннего гнева», — сказала Магда, у которой были сильные абдоминальные боли.

В этой связи проблема гнева становится запутанной и вызывает множество вопросов. Как мы можем призывать людей испытывать гнев, когда видим, что дети страдают от вспышек злости своих родителей? Во многих историях пациентов мы видели похожую картину: свирепствующий родитель, угнетенный ребенок. Стоило ли отцу Магды подавлять свой гнев? «Я постоянно прокручивала в голове те многочисленные случаи, когда отец повышал свой голос, — говорила Донна, чей брат, Джимми, умер от злокачественной меланомы. — Неожиданно в голове всплыл его голос, все его крики и вопли, и я подумала: так не должно быть. Мы не должны были проходить через подобное».

На первый взгляд это кажется парадоксом. Если выражение гнева «хорошо», то отец Магды, как и отец Джимми и Донны, действовал вполне разумно. Однако влияние их гнева негативно сказалось на самооценке и здоровье детей. Подавление гнева может иметь негативные последствия, но следует ли нам поощрять его выражение, если оно причиняет вред окружающим?

Эта загадка становится только сложнее. Мало того что безудержное излияние гнева приносит вред окружающим, оно может быть смертельно опасным для того, кто свирепствует. Вспышки гнева способны привести к сердечному приступу. Как правило, повышенное кровяное давление и сердечно-сосудистые заболевания чаще встречаются у людей, которые скрывают свою враждебность. Исследование, проведенное в 2000 году в Медицинской школе имени Джона Хопкинса, в котором участвовало почти 200 мужчин и женщин, показало, что враждебность и стремление к доминированию представляют собой «существенные независимые факторы риска развития ишемической болезни сердца»7. Большое число проведенных исследований подтверждает взаимосвязь враждебности с высоким кровяным давлением и ишемической болезнью сердца.

На сегодняшний день мы можем уверенно сделать вывод о том, что взаимосвязь между яростью и сердечно-сосудистыми заболеваниями также является функцией психонейроиммунной системы. В состоянии ярости активируются симпатические нервы. При чрезмерной активности реакции симпатической нервной системы «бей или беги» происходит сужение кровеносных сосудов, повышается кровяное давление и сокращается приток кислорода к сердцу. Гормоны, выделяемые во время реакции на стресс в состоянии ярости, повышают в сыворотке крови уровень липидов, в том числе холестерина. Они также активируют механизмы свертывания крови, тем самым еще больше увеличивая риск закупорки артерий.

«Я был уверен, что именно слепая ярость и генетическая предрасположенность привели к тому, что мне пришлось перенести операцию на сердце», — писал Лэнс Морроу в своих