Призывая себе на помощь литературные силы, Шуйский не вводил новшеств в московскую практику, но воскрешал старый обычай. Он пускал в ход те самые средства, какими привыкли действовать московские люди XVI века, создавшие много замечательных публицистических писаний. Но как прежде, так и во время Шуйского публицистика не оказала заметного влияния на ход политической борьбы. Она не укрепила власти царя Василия. Не имея твердой опоры в различных кругах знати и в населении столицы, Шуйский не нашел ее и в прочих слоях и группах населения. Лишь только известие о московском перевороте 17 мая облетело государство, в различных областях его стали наблюдаться зловещие для нового правительства признаки. Шуйский с людьми его партии полагал, что с истреблением Годуновых и Самозванца и с переходом власти в руки родословной знати в стране восстановлен был нормальный государственный и общественный порядок и оставалось лишь успокоить взволнованное прошедшей смутой общество. А между тем это общество далеко не везде желало принять порядок, предлагаемый ему боярско-княжеской реакцией, и не только не отставало от старой смуты, но заводило новую, не только не признавало нового царя Василия во имя прежнего Димитрия, но высказывалось и против московского строя вообще. При некоторой чуткости московские правители легко могли бы уловить в шуме народного брожения за царя Димитрия самые разнородные мотивы общественного недовольства. Но, кажется, как сам царь Василий, так и его советники не сразу поняли, с чем они имеют дело.

Можно удивляться тому, как быстро и дружно встали южные города против царя Василия Шуйского. Как только узнали в Северщине и на Поле о смерти Самозванца, так тотчас же отпали от Москвы Путивль и с ним другие северские города, Ливны и Елец, а за ними и все Поле до Кром включительно. Немногим позднее поднялись заоцкие, украинные и рязанские места. Движение распространилось и далее на восток от Рязани в область мордвы, на Цну и Мокшу, Суру и Свиягу. Оно даже передалось через Волгу на Вятку и Каму в пермские места. Восстала и отдаленная Астрахань. С другой стороны, замешательство произошло на западных окраинах государства – в тверских, псковских и новгородских местах. Нет никакого сомнения в том, что в столь отдаленных одна от другой местностях движение имело разный характер, преследовало различные цели, увлекало в борьбу не одни и те же общественные слои. Возможно в этом отношении представить несколько не лишенных интереса и достоверности наблюдений.

Прежде всего довольно ясным, при всей своей сложности, представляется движение на московском юге. Здесь встали за царя Димитрия все те города, которые присоединились к Самозванцу во время его похода на Москву за год перед тем. В Москве так и поняли дело, что против царя Василия поднялась именно та самая украйна, которая уже годом ранее была «осквернена» и «омрачена безумием» самозванщины; поэтому Северскую и «Польскую» украйну москвичи стали называть «преже погибшей» и «преже омраченной». Причины восстания южных городов в Москве объяснялись различно. Кроме немного баснословного рассказа о бегстве из Москвы князя Гр. Шаховского с «золотой» государственной печатью и о его агитации в Путивле, существовали более основательные домыслы. Говорили, что враги царя Василия распустили молву, будто бы московское правительство желало избить северских людей за то, что они первые признали и поддержали Самозванца; боязнь такой расправы и увлекла Северщину в мятеж. Существовала даже догадка, что Севера восстала «на бояр» за их своевольство, не считая их вправе низвергать одного царя и ставить другого без ведома прочих граждан, и в том числе самих северских людей. Эти мотивы вполне вероятны. Население Северы и Поля действительно, как мы видели, дало торжество Самозванцу и связало свою судьбу с его успехом; погибель царя Димитрия грозила бедой и его сторонникам. Мятеж Шуйского в Москве и его воцарение были для всего государства так внезапны и необъяснимы, а «боярский» характер нового правительства и его олигархические тенденции так явны, что неизбежно было недоумение и неудовольствие со стороны тех, кто вообще далек был от боярских интересов. Как населению самой Москвы, так и жителям окраин было ясно, что судьба московского престола после смерти Самозванца была решена не советом «всея земли», а умыслом заговорщиков и что эти заговорщики представляют собой определенный аристократический кружок. От этого кружка следовало ожидать такой правительственной деятельности, с какой не могло мириться украинное население, не любившее «сильных людей» высшего землевладельческого класса. Правительство «боярского» состава менее всего могло рассчитывать на послушание украйны, наполненной выходцами из боярских дворов и с боярской пашни: социальная рознь и недружба должны были повести здесь к открытой политической вражде[101].

Эта вражда появилась особенно быстро и резко, во-первых, потому, что на украйне был пущен слух, будто бы царь Димитрий жив. Поверив этому, должны были считать московских бояр с В. Шуйским во главе даже и не правительством, а просто шайкой временно торжествующих мятежников, против которых не только можно, но и должно было стоять. Во-вторых, восстание могло получить быстрое развитие потому, что пользовалось готовым образцом и старой организацией. Всего за один год перед тем Севера и Поле действовали под знаменами Димитрия. Главной квартирой тогда служил Путивль, фокусом военных операций были Кромы, целью движения были берега средней Оки и затем Москва. Совершенно та же обстановка была и теперь, в 1606 году. Главная крепость Северского края, Путивль, стала центром движения, а воевода путивльский, князь Григорий Петрович Шаховской, сын родовитого боярина князя П. М. Шаховского, получил внешнее первенство между восставшими. Гарнизоны близлежащих городов и казачьи отряды с Поля, «вся мятежницы, иже во время власти расстригины лакнуша крови христианския», привычным порядком обращались в Путивль за указаниями, посылали туда захваченных ими воевод и сторонников царя Василия, доставляли вести. Из Путивля именем царя Димитрия и по полномочию от князя Шаховского начал свои действия знаменитый «большой воевода» Ив. Болотников. Устроив войско, он повел его прошлогодними путями, через Комарицкую волость, к тем самым Кромам, где сходились все дороги с юга на окские верховья и где за год перед тем решен был исход войны. У Кром произошла первая встреча дружин Болотникова с московским войском князя Ю. Н. Трубецкого, причем отступление Трубецкого открыло восставшим дорогу на среднее течение Оки. Наблюдая начальный период восстания на юге, неизбежно приходим к мысли, что это было простое возобновление только что успокоенного движения 1604–1605 годов. Частное отличие заключалось лишь в том, что большее, чем прежде, военное значение получил город Елец. Самозванец, готовясь к войне против татар, собирал в Ельце всякого рода запасы для «польского»