Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она смутилась.
– А разве так нельзя? Разве любая женщина не строит планов на будущее? Не мечтает?
– Пусть любая строит, мечтает, пусть делает что угодно. Но ваше общее счастье могло родиться лишь из твоего абсолютного бескорыстия.
– И что же теперь? – спросила она упавшим голосом.
– Ты останешься здесь.
– Навсегда?..
– Пока не найдётся тот, кто тебя полюбит. О бескорыстии молчу – у тебя же ничего нет.
– И ты превратишь меня в чудовище? – несостоявшаяся принцесса была едва жива от страха.
– Нет, я – благородный колдун и не издеваюсь над женщинами. Ты всего-то станешь… невидимой.
Девица побледнела и приготовилась упасть в обморок.
– Ладно, ладно, – поморщился он. – Полупрозрачной.
– Милый, – бросилась она к принцу, – спаси, умоляю! Ведь ты любишь меня, не правда ли?
Колдун усмехнулся и обратился к его высочеству:
– Учтите, юноша, если вашей любви не хватит, вы будете вместе с ней ждать её рыцаря. И, вероятно, долго.
– Разумеется, я тебя люблю, – поспешил согласиться принц, – но, дорогая, я провёл здесь не один год и не вынесу ни минуты дольше. Прошу, пойми. Я – принц, накопилась уйма важных дел, требующих моего участия. Я прослежу, чтобы тебя хорошо кормили и ни в чём не было нужды.
* * *
– И она осталась в замке, – заключила кружевная маска.
– Зачем вы мне это рассказываете?
– Вы должны понимать, только бескорыстная любовь…
Я перебила его:
– А какую, по-вашему, любовь можно испытывать к волку?
– Сейчас он волк, а завтра будет королем.
– Я полюбила Вольфрама, не зная о его происхождении. Мне безразлично, кто он.
– Позвольте вам не поверить, – процедила маска. Кажется, он злился. – Неужели ваше сердце не утешалось мыслью, что он принц, а не трубочист?
– Вам чем-то не угодили трубочисты?
В ответ он едва не зарычал.
– Меня бесконечно восхищает, – сказала я, – как достойно Вольфрам переносит тяготы проклятия, будучи принцем. Моё сердце утешает его доброта, а вовсе не титул.
– До чего вы упрямы!
– До того, что никогда не откажусь от желания спасти его.
– Зачем? Есть множество других, гораздо лучше. И непрóклятых.
– Как же вы не понимаете?.. Нет других. Нет.
Он молчал под своей маской.
– Кто вы такой?
Я попыталась встать, но не смогла. Закружилась голова, руки похолодели и безвольно упали на стол. Он склонился надо мной.
– Ни одной мысли о выгоде, которая вас ждёт, ни разу? Вы уверены в этом? Иначе…
– Что «иначе»?
– Однажды ты уже прокололась, лгунья, больше попыток у тебя нет.
«Колдун! Чёртов колдун… Я сплю, это сон. Он не может отравить меня во сне!» – убеждала себя я.
– Ещё как могу!
– Я тебя не боюсь. И не лгу.
– И где же доказательства?
– Свет истинной любви. Разве недостаточно?
– Какой ещё свет? Я ничего не вижу.
Не видит?! Где же он? Его нет?..
Он снял маску. Я снова смотрела в лицо человека, с которым танцевала на балу чудовищ. Я не знала, как выглядит Вольфрам в действительности, у меня было только это лицо. И сейчас оно причиняло мне нестерпимую муку. Колдун сжал губы, на дне серых глаз застыл могильный холод.
– Ты – не мой принц, ты – несчастное создание, терзающее всех своей болью, ослеплённое ею настолько, что даже не видишь света. Но ты сам придумал эту боль, сам взрастил. Мне жаль тебя.
Он сделал небрежный жест – я буквально вылетела из беседки и рухнула на землю, но не ощутила удара. Наверное, его отрава подействовала в полной мере. Я не могла пошевелиться, сознание медленно уплывало сквозь накатывающую боль. Неизвестно, сколько я пролежала, но очнулась оттого, что кто-то лизнул мою щёку.
– Вот зачем вы пили эту гадость? Ну как же так можно? Пить что попало…
Он лежал рядом, щурясь и согревая меня тёплым боком.
– Вольфрам! Мой родной! Вы – не галлюцинация? – слова вязли во рту.
– Не знаю, сударыня. Некоторые считают, что вся жизнь – галлюцинация.
Вдруг звук его голоса отдалился, картинка перед моими глазами потемнела. Я снова отключилась, а пришла в себя на спине у волка.
– Вы хотя бы в состоянии обнять меня? – спросил он.
– О! Желаю этого больше всего на свете!
Я старалась, но руки не слушались.
– Держитесь за шерсть.
– Вам не будет больно?
– Нет, мне будет приятно.
Потом был полёт, я положила голову ему на шею. С каждым мгновением, проведённым с ним, боль и слабость становились легче, яд колдуна словно уносился набегавшим ветром. Но слёзы не останавливались.
– Перестаньте плакать. Мне натечёт в уши.
– Не натечёт, я плачу ниже ушей.
– Что вас так расстроило?
– И вы ещё спрашиваете?! Я за вас до смерти боюсь! Скучаю, тоскую, без вас жизнь не мила! – Я почувствовала, как забилось его сердце. – А колдун… Пугал кошмарными сказками.
– Да, он это обожает. О ком он вам поведал?
– О девушке, любившей прóклятого принца не вполне бескорыстно.
– Печальная история. Но закончилась она неплохо.
– Что вы имеете в виду?
– Её проклятие снялось. Один человек полюбил горемыку всей душой.
– И кто же?
– Проклявший её колдун.
– Неужели?
– Да. Характер у него был тяжёлый, но после принца она этого даже не заметила, хотя колдун старательно мучил её мелкими придирками. Мучил-мучил, да и влюбился. А принц женился на племяннице колдуна. Вот кто получил сполна!
– Племянница?
– Да нет же, сударыня, принц. Но все остались живы и здоровы.
Как всегда, он успокоил меня.
– Вольфрам, я хотела сказать вам кое-что. Не знаю, подходящий ли сейчас момент, но другого, боюсь, не представится.
– Да?
– Я люблю вас.
Он повернул голову назад и лизнул руку.
– Вашего признания мне не нужно – достаточно света, но я рад слышать.
– Значит, свет есть? Почему колдун его не видит?
– Он не пробивает его тьму.
Моя догадка была правильной!
– Колдун отпустил вас?