«Подайте мою машину, — велела она. — Вы слышите, что я говорю? И уйдите прочь с дороги. Генри, чтобы я тебя здесь не видела! Джордж, отправляйся наверх! Ты нужен моему мужу. А вы что тут делаете? — повернулась она к остальным. — Немедленно разойдитесь».

Не смея перечить хозяйке, слуги в нерешительности переговаривались между собой, а Рашель тем временем направилась к открытой двери.

Один из мужчин схватил трубку стоявшего на мраморном столике телефона, но, встретив яростный взгляд Рашели, тут же положил ее обратно. Я рассмеялся. Эта женщина обладала удивительной силой.

За окном на улице я заметил высокого, худого седовласого человека — водителя, горько оплакивавшего Эстер в день ее смерти. Он, однако, нас не видел. Машина стояла у входа.

К нам вновь подбежала толпа слуг.

«Ну же, миссис Белкин, — набросились они с увещеваниями, — вы больны. Поймите, Рашель, это не поможет, вы только навредите себе».

Я решил, что настал подходящий момент.

«Смотрите, — сказал я ей, — там, на улице, человек, который был тогда с Эстер. Он сделает все, о чем мы его попросим».

«Риччи! — крикнула она, вставая на цыпочки и расталкивая слуг. — Риччи, я хочу уехать прямо сейчас!»

Это действительно был тот же водитель с изборожденным морщинами лицом, и я не ошибся: как только мы двинулись к нему, он широко распахнул двери машины.

Возле дома по-прежнему толпились люди, ограждения с трудом сдерживали их натиск. Огоньки свечей, многоголосое пение, вспышки фотоаппаратов, десятки нацеленных на нее телекамер ничуть не смущали Рашель — она, как и Грегори, давно к ним привыкла.

Многие люди кланялись Рашели в пояс, выкрикивали слова соболезнования.

«Ну же, Рашель, быстрее, — поторопил ее водитель тоном, каким обычно разговаривают с близкими людьми или родственниками. — Дайте ей пройти! — прикрикнул он на топтавшихся в нерешительности слуг и громко приказал стоявшему на тротуаре человеку: — Усади миссис Белкин».

Толпа словно взбесилась. Казалось, веревки вот-вот не выдержат натиска. Люди приветствовали Рашель, и в каждом выкрике слышалось глубочайшее уважение к этой женщине.

Рашель нырнула в машину, я последовал за ней. Мы прижались друг к другу на черном бархатном сиденье и взялись за руки. Как только дверца захлопнулась, я крепко стиснул ладонь Рашели.

Это был все тот же знакомый мне длинный «мерседес-бенц». На нем Эстер приехала к месту своей гибели, здесь я впервые появился перед Грегори. Пожилой водитель сел за руль, мотор заработал, толпа, не в силах остановить машину, расступилась, и за окнами промелькнули огоньки свечей.

Стенки, отделявшей водительское сиденье от салона, в этот раз не было.

«Отвези меня к моему самолету, Риччи, — попросила Рашель, и я заметил, что голос ее стал тверже. — Я уже позвонила. Никого не слушай. Самолет ждет, я улетаю».

Самолет… Это слово я, конечно, знал.

«Слушаюсь, мэм», — откликнулся водитель.

Лицо его выражало радостное возбуждение. Было видно, что он с удовольствием повиновался хозяйке.

Машина медленно двинулась вперед, заставляя пятиться поющих людей, вывернула на дорогу и так резко рванула вперед, что мы буквально попадали друг на друга.

Стекло между нами и водителем поднялось, и мы с Рашелью остались наедине. Интимность момента смутила меня.

Я держал Рашель за руку, чувствуя, как тонка и суха ее кожа. Только сейчас я заметил, что суставы ее пальцев распухли, но покрытые красным лаком ногти были тщательно ухожены. Лицо ее выглядело куда моложе, чем руки. Конечно, она, как и Грегори, делала пластическую операцию. А ее глаза… У меня нет слов, чтобы описать их красоту.

Я держал ухо востро, стараясь не пропустить любые изменения в своем состоянии, ибо не знал, что случится, если Грегори произнесет древние заклинания или сделает что-то с моим прахом.

Однако ничего не происходило. Как я и думал, моя независимость от него была полной. Отныне ничего не сдерживало меня, не ограничивало в действиях.

Я обнял и крепко прижал к себе Рашель, чувствуя, что люблю эту женщину и страстно желаю ей помочь.

Она по-детски доверчиво прильнула ко мне, хрупкая и беззащитная. Возможно, впечатление было обманчивым, ибо мое собственное тело становилось все более мощным.

«Я здесь», — шепнул я, словно откликаясь на зов своего бога или очередного повелителя.

Однако эта прекрасная женщина, несомненно, была очень больна. Даже белки ее глаз потускнели. Болезнь не коснулась только великолепных, черных с проседью волос. Впрочем, запах умирания не казался мне отвратительным.

«Он травит меня, — как будто прочитав мои мысли, сказала она и испытующе посмотрела мне в глаза. — Он следит за тем, что я ем и пью. Я умираю, это точно. А он видит и ждет моей смерти. Но я не хочу умирать рядом с ним, в его особняке и под присмотром его прислужников, этих роботов-телохранителей».

«Поверь, этого не случится, — успокоил ее я. — Я буду с тобой столько, сколько захочешь».

Мне вдруг пришло в голову, что с момента возрождения я впервые прикасаюсь к женщине. Мягкость ее тела казалась невероятно соблазнительной. Я почувствовал, что мое собственное тело реагирует на эту близость так же, как реагировало бы тело любого смертного мужчины, окажись он рядом со столь хрупкой и в то же время пышногрудой женщиной. Она вызывала во мне желание.

«Возможно ли это?» — размышлял я, имея в виду не ее добродетель, а собственную неполноценность.

Память подсказывала, что женщины у меня были и прежде, и моим повелителям это не нравилось, ибо отнимало слишком много сил. Впрочем, воспоминания казались туманными и безликими.

Я продолжал крепко обнимать Рашель и чувствовал, как растет внутри меня желание.

Она находилась под действием лекарств и была чрезмерно возбуждена.

«Почему моя дочь называла твое имя? — выпалила она. — Эстер видела тебя? Ты был рядом, когда она умирала?»

«Ее душа отлетела к свету, — ответил я. — Не стоит ее оплакивать. Но я не знаю, почему она обратилась именно ко мне. Отмщение за ее смерть было лишь частью моей нынешней миссии. Уверен, я появился здесь не только ради этого».

Мои слова обескуражили Рашель, однако ее волновало и другое.

«Скажи, было ли на шее Эстер бриллиантовое ожерелье?» — спросила она.

«Нет. — Я покачал головой. — Не понимаю, при чем тут бриллианты? Никакого ожерелья не было. Ее убили безболезненно, если это вообще возможно, и не ограбили. Сознание ее помутилось от большой потери крови. Мне кажется, она даже не успела понять, что случилось».

Рашель смотрела на меня серьезно, изучающе, словно не до конца верила моим словам. Интимность ситуации ее, похоже, тоже не устраивала.

«Я убил всех троих, — продолжил я. — Ты, конечно, читала в газетах. Я зарезал злодеев их же собственным ножом. Никаких бриллиантов не было. Я видел, как она входила в магазин, но я и представить себе не мог, что они будут действовать так быстро».