Ариэлла тоже улыбалась, как если бы прикрывалась красивой венецианской маской. Губы неестественно растянуты, на лице не осталось красок, словно его затерли алебастром.

Обрадуется ли она моему эпатажному заявлению или уже смирилась с ролью императрицы? С возможной смертью вряд ли сумела смириться. Я не Ллара и не предаю подругу. Я ее спасаю.

Ну и Герхильда за компанию.

Тальден занимал соседнее с невестой кресло и скользил по залу отрешенным взглядом. До безобразия красивый в своем праздничном наряде: светлый камзол с вышитым по бархату золотым узором ему необычайно шел. Лишенное эмоций лицо не становилось от этого менее привлекательным. Совершенная скульптура, увековеченный во льду бог – вот на кого он сейчас был похож.

Изредка дракон бросал взгляды на сидящую у себя под боком алиану. Так смотрят на опрометчиво приобретенную картину, которая красиво смотрелась на стене в галерее, но совершенно не подходит к интерьеру любимой квартиры.

Может, потому что сама картина была нелюбимой.

Возле столов, на которых горками громоздились угощения, я заметила Блодейну. Широко улыбаясь, морканта обхаживала какого-то сопляка со светлой порослью над верхней губой – жалким подобием усов. Наверное, еще один кандидат Фьяррочке в мужья. Хентебесир, обнаружившийся в другом конце зала, весь аж сиял и явно пребывал на седьмом небе от счастья. Как будто праздновал не свадьбу кузена, а присутствовал на его похоронах.

Кашлянула, привлекая к себе внимание, но народ продолжал беззаботно болтать, танцевать, пить и жевать, а я для всех как будто стала прозрачной.

Кашлянула громче. Ноль реакции.

– Эсселин Сольвер, все в порядке? Может, принести горячего вина? – проявил беспокойство о моем горле какой-то приглашенный. Судя по самоуверенной роже и плотоядной улыбке, еще один неокольцованный дракон.

– Лучше попросите их перестать играть, – подняла я глаза на балкон, на котором музыканты лениво перебирали струны. – Скажите, у эсселин Сольвер срочное объявление.

Наступив на горло страхам и сомнениям, решительно направилась через весь зал к императорскому алькову. Шла, слыша, как музыка звучит все тише, а голоса – громче. Пары, паровозиками следовавшие друг за другом, начали останавливаться и теперь растерянно оглядывались. Гости, что чесали языками, тоже стали оборачиваться.

Приближаясь к трону, я собирала взгляды. Они липли ко мне, как мухи к скотчу-ловушке. Но чувствовала я на себе один-единственный взгляд. В котором ярилась снежная буря и рассыпало искры бушующее пламя. Он мог заморозить, мог обжечь. Заставить сердце запнуться или заколотиться как сумасшедшее.

Оказавшись у самых ступеней трона, поприветствовала реверансом будущего правителя и его уже почти бывшую невесту.

– Фьярра, – мое имя рычанием прокатилось по залу.

Догадался.

Скальде подался вперед, испепеляя меня сквозь яростный прищур глаз. Сглотнула осевший в горле комок. Послала его к черту. Не горло, не комок, а его свирепеющую отмороженность. Я тут как бы за него сражаюсь, а этот дракон драконский еще и возмущается.

Зажмурилась и позволила словам хлынуть из глубин моей души.

Отпустила на волю чувства.

Судорожный вздох, закусываю губу, сдирая до крови кожу. Ногти впиваются в истершийся переплет. Книги, которую я даже не раскрыла. Мне не нужны шпаргалки, чтобы выразить свои чувства.

Чтобы показать всему миру свою любовь.

Колени дрожат, и неимоверных усилий стоит удержаться на ногах. А слова продолжают разливаться по залу, соединяют меня и Скальде незримыми узами, которые он уже не сможет разорвать и от меня отказаться:

Кажется, я что-то напутала, кажется, пропустила какую-то из строк. Но в каждую произнесенную вложила все, что чувствовала.

Всю свою любовь.

– …я выбрала тебя, – эхом повторила слова.

Замерла, глядя глаза в глаза. Мужчине, что, поднявшись с трона, двинулся на меня.

Шаг, другой – и вот он рядом, берет меня за руку. Или, скорее, сцапывает. Жестко перехватывает запястье пальцами, и под гробовое молчание уводит за подернутые винным бархатом кресла. Молоденький лакей в цветастом комплекте – сине-зеленые чулки, курточка и короткие штаны-буфы – распахивает перед нами двери, испуганно отводя взгляд.

Идем в тишине, разгоняемой его тяжелой поступью и быстрой дробью моих каблуков. Скальде впереди, я за ним. Вбираю в себя шлейфом тянущиеся за тальденом флюиды гнева и отзеркаливаю их в виде своего раздражения.

– Я не передумаю, если что, – предупреждаю этого барана или, скорее, его бараний затылок, потому что Герхильд и не думает оборачиваться.

За каменной ловушкой – бесконечно длинным коридором – начинается бесконечно длинная лестница. С крутыми ступенями, которые приходится преодолевать по две сразу, потому что его драконовеликолепие идет, не сбавляя шага.

Запястье, поначалу неприятно нывшее от крепкого захвата, начинает стонать. Ну то есть не запястье, конечно, а я воспроизвожу какие-то невнятные звуки, тщетно пытаясь высвободить настрадавшуюся за последние минуты руку. Без толку. Чувство такое, будто ее зажало заевшими тисками. Основательно так проржавевшими.

Ну прямо как мозги у Герхильда.

Не знаю, сколько мы так блуждали в напряженном молчании, коридорами, галереями, анфиладами, пока наконец не добрались до императорского кабинета. Где тальден бесцеремонно зашвырнул меня в кресло, сам навис надо мной, вжимая ладони в жалобно заскрипевшие под тяжестью драконьего тела подлокотники, и ледяно так потребовал:

– Откажись от своих слов.

– Ни за что! – подаваясь вперед, выпалила в вельможную физиономию. К тому моменту уровень бурливших во мне эмоций достиг критической точки, и мне ничего не оставалось, как выплеснуть их на Герхильда. – Не откажусь, хоть застрелись! Э-э-э… В смысле, заколись!