Вот же память – что помойка… Откуда я знаю «Реквием»?

– Значит, ты тоже поняла.

– Я представляла себе вознесение несколько иначе.

Ив пожал плечами:

– Если вдуматься – зачем в раю тело?

– Черт… Муж, ну что за бред? Мы с тобой сидим посреди сдохшей больницы и на полном серьезе рассуждаем о том, что сбываются пророчества обкурившегося травки фанатика!

– Ты думаешь, тогда была травка?

– Да мне плевать, чем он обдолбался, – на трезвую голову такое придумать нереально!

– Или он не придумывал.

– Или… – Я покрутила в руках пачку сигарет. – Будешь? Лови.

Затянуться у него вышло не с первого раза. Руки дрожали – и это оказалось заметно даже с подоконника. А зажигалка у мужа шикарная – почти идеальная копия пистолета. Сам купил или подарил кто?

Ив бросил зажигалку обратно в ящик стола.

– Маш, ни в одну другую версию это не укладывается. Я пытался. Блин, уже трое суток пытаюсь!

– Да… Но тогда выходит, что дальше можно не рыпаться. – Я достала из сумочки револьвер, задумчиво крутанула барабан. Красивая штука… Смерть не бывает красивой, а вот ее помощники – очень даже.

– Маруська…

– Говоришь, игра заведомо нечестная? Значит, самым разумным будет просто не садиться играть с шулерами.

– Поздно. Сейчас любой твой ход будет по Его правилам.

– И в самом деле… Черт! И этой возможности не осталось.

Не то чтобы я хотела умереть. Не хотелось жить, понимая, что уже бессмысленно. Интересно, каково священнику обнаружить, что оказался недостоин царствия небесного? Я припомнила речь патриарха. Живой. Патриарх в отличие от папы не считается безгрешным. А кстати, были хоть какие-то новости из Ватикана? Не помню, а сейчас уже не проверить. С концом Интернета закончилась и эра информации, добываемой парой кликов. Впрочем, где-то, наверное, Сеть сохранилась – она ведь и разрабатывалась под подобные катаклизмы. Только на кой ляд она теперь? Ну, буду я знать, что случилось с папой, – как это изменит лично мою жизнь?

– Dies illa, dies irae, calamitatis et miseriae, dies magna et amara valde[53]… Ты не помнишь, как там дальше было?

– Не помню. В устах женщины, называющей себя атеисткой, звучит почти кощунством.

Я пожала плечами.

– По правде говоря, инопланетяне с излучателями нравились мне больше. С ними теоретически можно пободаться. Как там у Уэллса? Ветрянка – и finita la comedia[54].

– Ветрянка у Бредбери в «Марсианских хрониках», – мягко поправил Ив. – В «Войне миров» Уэллса корь.

– Да, точно. А так… я даже не знаю, что теперь. И для чего.

– Я тоже не знаю… Подвинься.

Он уселся на подоконнике – я развернулась, прислонилась к мужу плечом. Объятья так себе, но все-таки мы друг у друга пока есть. Несмотря ни на что.

– Маш… я не могу уйти. Не могу все бросить.

Я подняла на него взгляд.

– Даже если вокруг конец света – я не могу уйти. Прости. Слишком много я тут оставил. Я провожу тебя до родителей, а сам вернусь, хорошо?

– Зачем?

– Это мой город. Моя больница. И я никому это не отдам. Никому, понимаешь?

– Ну вот и нашлось «для чего», – усмехнулась я.

– Я знаю, что идиот.

Я снова прислонилась к его плечу, ничего не ответив.

– У родителей ты ведь будешь не одна? Да и толку от меня там…

– А меня кто спросил?

– Маш, не начинай. Пожалуйста. И без того херово.

– Муж, ты и вправду идиот. – Я выпрямилась, развернулась к нему. – Крестовый поход… Мне нравится. С Богом побороться не выйдет, а вот с хаосом и мародерами – вполне. Это достаточно безумно для того, чтобы стать ответом на вопрос «зачем жить, когда все равно конец». В деревне обойдутся и без меня.

– Маруська, ты в своем уме?

– Нет. А ты?

– Наверное, тоже.

Мы расхохотались в один голос.

– Dum vivimus vivamus[55], так, что ли? – отсмеявшись, поинтересовался Ив.

– Ну да. Пока мы живы. А там видно будет.

Конец первой книги