Его вдруг захлестнуло странное желание – скрестить меч с этой девушкой, встать против нее и не сдаваться до победы одного из них.

– Или ты боишься бросить мне вызов, зная, что я могу тебя превзойти?

– Я не боюсь ничьего вызова. Что же касается ставки, пусть это будет поцелуй. – Слова сорвались с его языка прежде, чем он успел спохватиться.

Она молча смотрела на Венаю, а он – на нее. Главнокомандующий не желал покоряться буре чувств или брать свои слова назад.

– Ты молчишь, воительница. Боишься, что ставка слишком высока?

Та же самая гордость, что внушила ему эти слова, придала ей твердости.

– Я не боюсь мужчин. Ставка принята.

Бок о бок они прошли на площадку для воинских упражнений, которую Веная когда-то приказал разбить за оружейным складом. В это время суток там никого не было – именно по этой причине Веная выбрал такое время и место. Никаулис одобрительно кивнула. Никто из них не хотел, чтобы на них смотрели.

В центре плотно утоптанной площадки Веная остановился.

– Хочешь ли ты сдаться?

– Мы еще даже не обнажили мечи. Нет. Я буду честно сражаться.

– Хорошо. Я тоже. И не буду делать тебе уступок, хоть ты и женщина.

– И я не буду делать тебе уступок, хоть ты и мужчина.

Глаза Никаулис сверкнули в солнечном свете. Веная улыбнулся и достал меч.

– Сражаемся, пока не сдашься, – сказал он.

– Пока ты не сдашься, – засмеялась Никаулис, обнажая свой меч.

И они начали.

Металл звенел о металл. Выпад – отступление. После первых нескольких выпадов Веная понял, что легко добыть победу не удастся. И осознание этого ударило в голову, словно горячее вино. Очень давно он не встречал противника, по-настоящему способного помериться с ним искусством. Никаулис отвечала на каждый его выпад, на каждый взмах меча. Она двигалась быстро, проворная, как пантера, гибкая, как змея. Он двигался медленнее и походил скорее на быка.

Разворот, блокировка удара, снова разворот, выпад, разворот. Танец с мечами, неизменный и всегда разный. Сначала он думал, что его сила окажется более стойкой, чем ее проворство. Но во время поединка Веная постепенно начал осознавать, что она не уступит.

Она была хороша. Так же хороша, как он.

Выпад, отступление, шаг вперед, разворот. Под лязг железа о железо, все с той же силой. Ни один боец не давал другому ни мгновения передышки. Веная знал, что заплатит за это ссадинами и тупой болью в мышцах, но до этого было еще далеко.

«Последний достойный бой. По-настоящему равный мне противник». Многие ли мужчины могли этим похвастаться? Имело ли значение, что соперник, равный ему в мастерстве, оказался женщиной? «Если бы это могло длиться вечно…»

Но его бойцовский опыт подсказывал, что поединок скоро закончится.

Пот блестел на лбу и на руках его девы-воительницы. Она дышала быстро и тяжело. Веная понимал, что она так же измучена, как и он сам. Но сдаваться она не собиралась. Никаулис сражалась бы, пока от напряжения не начали бы дрожать не только мышцы, но даже сами кости, и пока ее тело не предало бы ее, отказавшись подчиняться.

«И я тоже не сдамся». Веная знал, что не сможет уступить, пока все еще способен дышать. Однако поединок следовало заканчивать как можно скорее, пока от усталости кто-то из них не потерял осторожность и не ранил другого…

Никаулис развернулась и высоко вскинула меч. Он тоже поднял меч, чтобы защититься, а потом опустил его одновременно с Никаулис. Клинки с лязгом скрестились. Веная смотрел в ее глаза. Они сверкали, распаленные битвой. Она улыбнулась, и белые зубы блеснули, словно звериные.

– Никаулис, – Веная старался говорить тихо и спокойно, не хватая воздух ртом, – Никаулис, мы должны это прекратить. Опусти свой меч.

– Нет. Я не сдамся.

– Я не прошу тебя сдаться. Никаулис, никто из нас не победит в этом поединке. Опусти меч, а я опущу свой.

Несколько долгих мгновений Веная боялся, что она не услышала его или не поняла. Потом жестокий блеск в ее глазах погас.

– Я опущу свой меч после тебя, – сказала она.

Ее мускулы дрожали от долгого напряжения, меч трясся в ее руках, с легким звоном упираясь в закаленный клинок Венаи. Военачальник уже не смог бы сказать, дрожь ли это ее измученного тела или его собственного.

– Вместе, – сказал он, – мы вместе опустим мечи. – Она колебалась, и он добавил: – По твоей команде, воительница.

Она кивнула и произнесла:

– Сейчас.

Веная разжал пальцы, и меч упал на горячий песок. Ее меч упал рядом, железо звякнуло о железо. Они стояли над клинками и смотрели друг на друга.

– Ты не победил, царский военачальник.

– Ты тоже.

Амазонка ничего не ответила. Они молча ушли с арены, молча вытерли клинки кусками полотна.

– Хорошего тебе дня, Веная, – промолвила Никаулис и ушла.

Веная смотрел ей вслед, пока она не исчезла в переулке, ведущем к воротам Малого дворца. Он оглянулся на площадку, где они сражались. От их шагов светлый песок покрылся ямками и рытвинами и был весь истоптан. «Нужно его разровнять».

Военачальник спрятал меч в ножны и отправился искать ничем не занятого солдата. Этому беззаботному бедняге предстояло узнать: если шатаешься без дела, тебе его найдут. Хорошие солдаты всегда выглядят занятыми.

Билкис

– О царица! – Хуррами проскользнула в комнату, где Билкис диктовала послания в Саву. Позолоченная кожаная завеса опустилась за служанкой. – О царица, к тебе пришли поговорить царские женщины. Примешь ли ты их, Солнце наших дней?

Билкис и девушка-писец уставились на Хуррами.

– Царские женщины пришли сюда?

Это означало лишь неприятности.

– А кто из них пришел?

– Царица Меласадна. Она принесла с собой всего одну собачку, завернула ее в шаль, как ребенка. И госпожа Гилада. И царица Улбану. И госпожа Двора. И госпожа Лиоренда.

«Целое посольство из гарема».

Билкис подняла руку, отпуская девушку-писца:

– Я выйду к ним. Проводи их в сад и распорядись, чтобы принесли крепкого вина.

– Как прикажет царица. – Хуррами быстро оглядела госпожу. – Прежде чем царица выйдет к этим женщинам, не хочет ли она одеться более…

– …по-царски? Ты уже начинаешь говорить, словно Ирция. Нет, если уж они пришли, у них явно что-то срочное. Я выйду к ним так.

Проходя через покои Малого дворца в старый сад, она пыталась угадать, что могло привести полдюжины царских женщин на поклон к их главной сопернице. Несомненно, что-то очень серьезное, если забеспокоилась даже безмятежная госпожа Лиоренда. Но египтянка и хушитка не пришли. Дочь фараона, конечно, не обращала внимания ни на какие неприятности, что же касается Македы… «Даже слабоумный не посмел бы задеть змеиную невесту».