«Чтобы завоевать царское сердце, я должна изгнать оттуда призрака». С живой соперницей бороться намного легче. Собравшись с мыслями, Билкис встала перед серебряным зеркалом, изучая свое отражение в гладкой поверхности.

Каким образом лучше всего привлечь его? «Подстроить так, чтобы он застал меня купающейся при свете солнца, как случилось с его отцом и матерью?»

Нет, эта уловка помогла бы лишь молодой женщине. Билкис все еще сохраняла свою красоту, но ее молодость прошла. Солнечный свет уже не ласкал ее, показывая все достоинства и обещая огненную страсть тем, кто на нее смотрел. К тому же богиня солнца и так помогла ей, выполнив свое обещание, приведя сюда, в эту землю, где правили мужчины.

«Значит, я должна обратиться за помощью к лунному божеству». Тени, лунный свет и ее подкрепленная опытом страсть – все это могло привлечь к ней Соломона. Тут ничего сложного нет. А вот добиться, чтобы он отдал ей дочь, ребенка своей Ависаги… Это было сложно.

«Но возможно. Это не может оказаться невозможным. Матерь привела меня сюда, показала мне девочку. Она не стала бы обещать мне того, чего я не могу получить».

Для победы в этой схватке ей требовалось оружие, а выковать его она могла, лишь узнав свою соперницу так же хорошо, как себя. Билкис разослала своих служанок и евнухов выпытать истории о прошлом у женщин в гареме и у дворцовых рабов. Она просеивала старые слухи и сплетни, ища правды, которую могла бы обратить против холодной обороны Соломона.

«Ависага? Симпатичная девушка, но слишком тихая».

«Почти что чужеземка. Я уверена, что в ее жилах текла не наша кровь».

«Добрая, с нежным голосом».

«Она его околдовала. Был десяток более миловидных, чем она!»

«Она много смеялась».

«Ни одна порядочная девушка так не ходит – будто кошка, разнежившаяся на солнце. А еще она носила на ногах браслеты с колокольчиками – вряд ли ее научила этому благонравная женщина!»

«Ависага? Я помню ее. От нее пахло корицей. Корицей и розами».

Соломон

Целую неделю он не видел ее. Царица Савская не выходила из Малого дворца, словно их ничто не связывало. Сначала он посылал к ней слуг с цветами и фруктами, задабривая ее. Затем отправил посланцев, спрашивая, что случилось. Точнее, умоляя об ответе. «Как вышло так, что она стала настолько нужна мне? – Беспокойно ворочаясь на своем ложе, Соломон улыбался в темноте летней ночи. – Ты знаешь, как это вышло. Ее ум достоин твоего. Она – та, с кем ты можешь говорить и быть понятым».

Даже его друг Аминтор не мог до конца осознать, какой груз придавливает царя к земле. А теперь у Соломона не осталось и той дружбы, ведь критянин покинул его. Царь всегда знал, что его друг здесь ненадолго, как перелетная птица, которая отдыхает, прежде чем снова пуститься в путь, не имеющий конца. «И все-таки мне его не хватает. А теперь и царица скрывается от меня. Она гневается, потому что я отказал ей. Но, если Аминтор просил у меня слишком мало, Билкис хотела слишком многого».

Стояла глубокая ночь, горячая, как черный огонь. Мог ли он спать, если сам воздух обжигал его кожу? Не мог. Соломон оставил свои добросовестные попытки заснуть. Он встал и подошел к окну, а потом сел на широкий подоконник, опираясь о камни, разогретые дневной жарой. Сегодня снова не удастся поспать, а завтра он едва ли сможет вершить дела.

Соломон вздохнул и потер свои виски. Этим летом дул сильный жаркий ветер, жестокий и безжалостный, словно Закон. Именно в такое лето его отец увидел, как его мать купается на своей крыше, и с первого взгляда влюбился в нее…

Это если верить сюжету красивой песни, которую исполняли придворные певцы. Рассказывали и другие истории, не столь красивые, о страсти, измене и убийстве. Но об этом не говорили открыто, а лишь шептались тайком, по углам.

«Говорят, что мой дворец – средоточие правосудия. На самом деле это средоточие тайн».

Царь, его отец, призвал к себе женщину лишь потому, что захотел ее. «Я тоже царь. Я могу поступить так же. Я могу приказать, чтобы ее привели ко мне, потому что я желаю этого. Потому что я желаю ее».

Даже если она не желает его? «Чего стоит похоть без любви? Хотя бы даже без страсти?»

За спиной послышался шелест. Шорох разгоняемого воздуха, словно в жаркой ночи ползла змея. Соломон не двигался, зная, что, если обернется, попадет во власть соблазна и случится беда.

– Я не звал тебя.

– Если бы ты не звал меня, я бы не пришла. – В ее голосе трепетал смех. – Как ты узнал, что это я?

– По запаху. Ты пахнешь, как целая россыпь пряностей.

Воздух шевельнулся – она подошла ближе.

– Слова твои благоуханны, словно ладан, и мед у тебя под языком.

Она стояла прямо у него за спиной. Он чувствовал, что она совсем близко.

– Слова легко подсластить.

– И тяжелые ночи тоже легко подсластить.

На него давил горячий ночной воздух, темный насыщенный аромат щекотал его чувства. «Я должен ее отослать. Я отошлю ее. Это безумие. Такое же безумие, которое охватило моего отца, когда он увидел мою мать».

Он осторожно обернулся, стараясь не коснуться ее тела. Теперь их разделял лишь один вздох.

– Царица моя…

– Да, твоя – на эту ночь, – улыбнулась она. – Давай же этой ночью править вместе, Соломон.

В эту жару одежда прилипала к ее роскошному телу. От ее кожи исходил аромат – акация, корица и нежная нотка розы. Аромат любви.

«Безумие». Но противиться этому безумию он больше не мог.

Рахбарин

Тысячелетняя традиция позволяла людям каждое полнолуние и новолуние приходить в царский дворец в поисках милости и правосудия. В отсутствие царицы Билкис ее племянник сидел на Солнечном троне, принимая прошения и верша суд. И отвечая на вопросы. Или, по крайней мере, пытаясь. За полгода, минувшие со дня отъезда царицы, отвечать на вопросы о ней стало не только тяжело, но и скучно.

«Почему людям вообще хочется носить корону?» На этот вопрос Рахбарин тоже не мог ответить. Заменяя царицу, он чуть не сошел с ума. Он больше не мог распоряжаться своим временем. Следовало тщательно взвешивать каждое слово. Все женщины и мужчины, обращавшиеся к нему, нуждались в справедливом решении.

И вот он в очередной раз пытался вынести справедливое решение, внимательно слушая двух женщин: они спорили о том, кому должен достаться белый верблюжонок.

– Верблюдица моя, значит, и верблюжонок от нее мой.

– Да, Куррат, но кто дважды одалживал тебе золото? Разве не благодаря моей помощи удалось тебе вырастить самую быстроногую верблюдицу в Саве? И что я получила за свою помощь?

– Довольно. – Рахбарин поднял свой скипетр, украшенный золотой головой леопарда. Блеснули зеленые глаза, сделанные из изумрудов. – Это второй верблюжонок после второй случки этой верблюдицы? Отвечай только «да» или «нет».