Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как знать? Будь здоров, Джек.
София дотронулась до его плеча и вышла.
– Ну как? – взволнованно спросил Дейв, когда София вернулась.
– Супер. – Она передала ему коробку. – Надеюсь, письмо здесь. Ради этого я согласилась на развод.
У Дейва глаза полезли на лоб. На несколько секунд он как будто бы даже дышать перестал от удивления.
– Эй? Вы здесь? – потормошила его София.
– Ага. – Дейв выдохнул и, сняв с коробки крышку, заглянул внутрь. Запахло ванилью и миндалем. – Ох! Разве можно было так хранить письма позапрошлого века! Лигнин и целлюлоза начали разлагаться.
– Джек не знает, что это письма Джейн Остен, – напомнила София.
– Тем не менее. Они написаны его родственницей, и им двести лет. Засунуть их в обувную картонку – кощунство.
Внутри коробки лежало тридцать пожелтевших листков бумаги разного размера. Дейв бережно достал один из них.
– Это почерк Джейн? – спросила София.
Маленький квадратик был густо исписан чьей-то быстрой рукой. Чернила покоричневели от времени. Дейв кивнул:
– Да. Это она писала. Можно судить по этим длинным завитушкам и по наклону…
– Простите, что перебиваю, Дейв, но у нас мало времени.
– Конечно. Извините. А почерк все-таки красивый.
– По-моему, Джейн такой же каллиграф, как Сильвия Плат – пекарь[20], – сказала София. – Ничего не могу разобрать. Что тут написано?
– Это к сестре: «Дорогая Кэсс, вчера был еще один глупейший званый вечер… Мисс Лэнгли ничем не отличается от других низкорослых девиц с широким носом, большим ртом и грудью, едва прикрытой модным туалетом».
София улыбнулась:
– Колко. Читайте дальше.
– «Бат – это только тень, дым, пар и сумятица. Я уже не в силах находить в людях приятность».
Следующие несколько строк Дейв прочел про себя. София вытянула шею.
– Что там? Что-нибудь пикантное?
– Как раз наоборот, – ответил он и отложил письмо.
– В чем дело? Чего это вы расчувствовались? Возьмите себя в руки, Дейв. Время дорого.
– Понимаю, но все это так печально… Ведь Джейн ненавидит Бат девятнадцатого века! Вы считаете, мы должны отправить ее туда, где ей так плохо, ради того, чтобы она писала там книги?
София откинулась на спинку кресла. Она знала: дома, в 1803 году, Джейн ждут насмешки и одиночество.
– Да, Дейв, мы должны ее туда отправить. То, что она там переживет, поможет ей стать самой собой.
Дейв кивнул и продолжил бережно перебирать письма. Он по одному передавал их Софии, зачитывая вслух первую строчку.
– А вдруг здесь нет того, что мы ищем? – спросила София тихо.
– Тогда Джейн Остен исчезнет, – ответил Дейв, склонив голову.
В одном из писем Джейн отказывалась приехать к брату Джеймсу на праздник по случаю годовщины его свадьбы, в другом благодарила Фрэнка за пару шелковых чулок.
– Осталось всего два, – сказал Дейв. – Это от матери, которая, похоже, чем-то недовольна.
Он передал листок Софии.
– А последнее? – нетерпеливо спросила она.
– Хм… Почерк не Джейн, – заметил Дейв и прочел:
18 июня 1811 г.
Любезная мисс Остен!
Как ваше здоровьице? Хорошо ли поживают маменька с папенькой? Шлю вам рецепт моего капустного супа. Вы давеча на живот жаловались, так он может помочь.
В столице жизнь невеселая, но ежели хотите посмеяться за старухин счет, то я вам расскажу, как прогулялась я в Олд-Бейли. Не поладили мы с соседом (он уж давно на меня зуб точил), ну и очутилась я на скамье подсудимых. Когда он, то бишь сосед, сказал, будто я ведьма, все так и покатились со смеху. Даже сам судья смеяться изволил. Тогда мне подумалось: желаете комедию – воля ваша. Ну и говорю: я, дескать, правда ведьма. Да притом еще глаза таращу как безумная. Тогда мне велели показать мое искусство. Я рада стараться. Сочинила заклинание для судьи и еще дала совет: чтобы наложить заклятие, делайте, мол, так-то и так-то, а чтобы снять, надобно те же самые слова в точности повторить, и пусть кровь предмета соединится с кровью на талисмане.
Не зря я старалась. Сжалился судья над моим безумием и вынес мягкий приговор. До того я обрадовалась, что весь вечер праздновала. А кара моя будет такая: отправлюсь я по морю в далекую страну. Как приеду, напишу вам еще письмецо, а вы покамест это перечитайте, коли не найдете, чем развлечься в непогожий день. Ах, вот уж и котел у меня закипает, капустный дух на весь дом…
София улыбнулась. Дейв положил письмо обратно в коробку, завел своего «Жука» и скомандовал ему мчаться в Бат так быстро, как только позволят лысые шины.
– Нужно будет вернуть домой еще каких-нибудь заблудших писателей – обращайтесь, – сказал Дейв Софии, когда они ехали обратно по М4.
– Больше я никаких писателей не знаю.
– Ну тогда, может, просто выпьем чего-нибудь?
София фыркнула и, повернувшись к Дейву, обвинительным тоном спросила:
– Почему вы мне никогда не говорили, что я прекрасна?
Он вздернул брови:
– Что?
София сглотнула. Конечно, ее вопрос прозвучал странновато. Но разве странности не были ей сейчас позволительны? Она еще не совсем пришла в себя после того, как отдала дом и мужа за письма в коробке из-под обуви. Что могло быть естественнее в такой ситуации, чем выплеснуть обиду на того, кто сидит рядом? Особенно если он так раздражающе добр и так здорово ей помог?
– Вы ни разу не сказали, что у меня потрясающее тело.
Дейв перестроился в другой ряд:
– Вы прекрасны, и у вас потрясающее тело.
– А почему вы мне этого не говорили?
– Потому что это в вас не самое интересное.
София уставилась на дорогу:
– Вот как?
Вдруг машина издала какой-то брякающий звук. Дейв посмотрел на приборную панель.
– Такое иногда бывает, – пояснил он. – Автомобильчик-то уже не новый.
– Что вы говорите! – съязвила София.
– Обычно если я делаю вот так, он замолкает.
Дейв подергал один из рычажков, торчавших из руля. Бряканье, как и ожидалось, стихло. Пока он производил эти манипуляции, София подбирала слова, чтобы его отшить. Она постарается быть мягкой, но не ходить вокруг да около (уж чего-чего, а честного ответа парень заслужил).