Джейн пришла в гостиницу «Черный принц», чтобы купить билет до Лондона. Она еще раз навестит миссис Синклер, и та вернет ей Фреда при помощи нового заклятия.

– До Лондона и обратно, пожалуйста, – сказала она вознице.

– Шесть шиллингов, – ответил он и, протянув руку, добавил: – Рад снова видеть вас, мисс.

– Что, простите? – удивилась Джейн.

– Вы уже ездили давеча в моем экипаже.

– Подождите минутку, – сказала она и, уйдя, уже не вернулась.

Промокнув глаза, она пошла к Насосной зале и остановилась перед входом. Ей вспомнилась та ночь, когда Фред привел ее сюда. Джейн села на каменную скамью и плакала до тех пор, пока глаза не превратились в два красных круга. Никто из прохожих не остановился и не спросил, в чем дело. Женщина, плачущая перед Насосной залой, – для жителей Бата эта картина была вполне привычна. Когда слезы иссякли, Джейн заставила себя подняться, вернулась домой, легла в постель и уснула.

Проснулась она в три пополуночи с прежним тяжелым чувством, только теперь ей было ясно, что убежать все равно не удастся. Сев за стол, Джейн взяла перо, сжала его с такой силой, что пальцы побелели, и начала писать.

Фред лежал на полу в своей спальне, когда София ворвалась и без лишних церемоний потормошила его ногой.

– Я могу тебе чем-нибудь помочь? – произнес он, не высовывая головы из-под одеяла.

– Здесь пахнет, как в пивоварне, – констатировала София и пнула пустую бутылку, которая покатилась по полу.

– Так чем я могу тебе помочь? – повторил Фред.

София уже не первый раз видела его в таком состоянии. После смерти матери он тоже опустился, и ему потребовалось несколько лет, чтобы встать на ноги.

– Зачем ты дал Джейн свою кровь?

– Не знаю.

– Ты мог отказаться и оставить ее здесь. Она бы смирилась, ей бы даже полегчало. Но ты отослал ее обратно. Почему?

– Не знаю.

– Зато я знаю. Ты понимал, что она может быть по-настоящему счастлива, только если будет заниматься любимым делом. Ты любил ее и потому от нее отказался.

Фред пожал плечами:

– Допустим.

– Это не то, чего хотела Джейн.

– Говори потише, – пробормотал Фред.

– Окей, она ушла. Я тоже по ней скучаю. Можешь упиться вусмерть, если хочешь. Я тебе даже пару советов дам, как это быстрее сделать. Придумай себе какое-нибудь хобби типа коллекционирования обрезков собственных ногтей, сиди на заднице и хнычь: «Джейн Остен разбила мне сердце». Если тебе нравится…

Фред закатил глаза:

– Не нравится.

– Хорошо. К этому варианту, в конце концов, мы всегда успеем вернуться, а пока давай рассмотрим другой.

– Какой?

София села на подоконник:

– Предупреждаю сразу: будут сопли в сахаре. Ты выслушаешь?

Фред застонал:

– Выкладывай уже.

София, кашлянув, начала:

– Итак, я предлагаю следующее. Думаю, она бы это одобрила. – Фред сбросил с головы одеяло и посмотрел сестре в глаза. София продолжила: – Ты должен сказать себе: «Однажды я видел солнце, оно было прекрасно. Сейчас оно зашло, и это печально, но есть люди, которые не видели его никогда. Я благодарен Вселенной за то, что увидел такую красоту, и теперь собираюсь помочь себе, как помог Джейн. Я перестану терзаться из-за ее ухода и буду радоваться тому, что хотя бы сколько-то мы были вместе». – София состроила гримасу. – Звучит сентиментально, понимаю.

– Да уж, отвратительно, – кивнул Фред.

– Тем не менее у тебя два варианта: унылый алкоголик или живой человек. Что выбираешь?

– Пожалуй, второе.

София подняла большой палец:

– Прекрасный выбор.

– Только ведь мне больно, – прошептал Фред.

Она нахмурилась и села на пол рядом с ним:

– Знаю. Завтра тоже будет болеть и послезавтра. Но когда-нибудь ты проснешься и заметишь, что боль уже не такая сильная. Нужно только продержаться до этого дня.

Фред поднялся и подошел к двери.

– Ты куда? – спросила София.

– Работать над вторым вариантом.

– А приобнять меня ты не хочешь? Ведь я такую грандиозную речь толкнула!

Фред закатил глаза, но все-таки обнял сестру:

– Спасибо, Соуф.

– Отпустив ее, ты поступил благородно, – промолвила София.

Наступил первый день съемок. «Нортенгерское аббатство» снова появилось в производственных планах киностудии, и никто, кроме Софии, не заметил ничего удивительного.

– Здравствуйте, Дерек, – сказала она, войдя в гримерный вагончик, и обняла своего старого друга. – Макияжа не нужно. Уберите все эти ваши консилеры и сыворотки. Сегодня я буду носить свое настоящее лицо.

– Миз Уэнтворт, вы хорошо себя чувствуете? – удивился гример.

– Вполне.

– Уверены, что не хотите слегка прибрать гусиные лапки?

– Нет, пускай остаются. Долой штукатурку. Пусть все видят старый замок таким, какой он есть.

Дерек скривился.

– А как же наш «макияж без макияжа»? – спросил он и прибавил благоговейным шепотом: – У нас ведь так хорошо получалось!

– Мне это больше не нужно. Плесните себе чего-нибудь покрепче. Вам не помешает.

После того как Дерек снял с ее лица макияж, София надела зеленое бархатное платье и посмотрела на себя в зеркало: проступили морщинки, под глазами появились круги, на коже, когда-то безукоризненно гладкой и чистой, стали заметны красноватые пятнышки.

– Ну, Дерек, что скажете?

На лице гримера появилось странное выражение. Печальное и радостное одновременно. Радостно-печальное. Смахнув слезу, он проговорил:

– По-моему, вы выглядите еще очаровательнее, чем раньше.

– Мы оба знаем, что это неправда, но за комплимент спасибо.

София вышла на площадку.

– Я тебя не сразу узнал, – сказал Джек, посмотрев на нее.

– Да, теперь я вот такая. Для тебя это проблема?

– Нет, – ответил он и проводил ее на точку.

София дождалась команды «мотор» и произнесла свой трехминутный монолог о муслине. Все, что было написано большими буквами, она прочла вполголоса, а все, что казалось мелким, сделала крупным. Крик она заменила на шепот с улыбкой. Платье цвета лайма не перестало быть смешным, но теперь оно придавало ей сходство с шекспировским шутом – мудрым, ироничным и грустным. Ее коронная фраза «Нам положительно нечего надеть!» прозвучала так, будто за кадром героиня уже повторила эту жалобу раз сто и вот теперь вынуждена повторить в сто первый – тихо и вежливо, но с бессильным отчаянием в голосе.