лодкам, доставляющим «провиант для умирающих с голоду людей», то именно они будут обвинены в агрессии и именно на их плечи ляжет ответственность за развязывание войны. Это сможет сплотить Север и, возможно, расколет Юг. Если южане пропустят лодки с провиантом, в Самтере будет сохранен мир и статус-кво, а союзное правительство одержит пусть символическую, но важную победу. Новая стратегия Линкольна послать экспедицию для доставки припасов была поистине гениальной. Он фактически указывал Джефферсону Дэвису: «Я останусь в выигрыше так или иначе». Это было «пробой пера» выдающегося политика, достойным началом президентства[571].

6 апреля Линкольн послал специального курьера в Чарлстон, чтобы известить губернатора Пикенса о «попытке доставить продовольствие в форт Самтер. Если такой акции не будет оказано сопротивления, то не пойдет и речи о высадке живой силы, доставке оружия и снаряжения без предварительного уведомления» (если не произойдет нападения на форт)[572]. Таким образом, следующий ход был за Джефферсоном Дэвисом. Президент Конфедерации также находился под давлением необходимости «что-нибудь делать». Мечта Сьюарда о «добровольной реорганизации» была для Дэвиса мучительным кошмаром. «Дух и даже сам патриотизм населения мало-помалу испаряются вследствие бездеятельности правительства, — с сожалением констатировала газета из Мобила. — Если в самом ближайшем времени не предпринять какой-нибудь шаг… то вся страна будет настолько жестоко разочарована в фальшивой независимости Юга, что люди воспользуются первыми же всеобщими выборами, чтобы низвергнуть все наше движение». Другие выразители мнения Алабамы соглашались, что война будет самым лучшим способом «избежать бедствия реорганизации»: «Южная Каролина обладает достаточными ресурсами для того, чтобы избавить нас от этой реорганизации, захватив Самтер любой ценой… Господин президент, сэр, если вы не принесете кровавую жертву на глазах у жителей Алабамы, они менее чем через десять дней вернутся в старый Союз!»[573]

Даже при условии консолидации действий всех семи штатов Нижнего Юга, без помощи Верхнего Юга будущее Конфедерации было крайне сомнительным. После переговоров с виргинскими сецессионистами «пламенный оратор» Луис Уигфолл призывал к немедленному нападению на форт Самтер, чтобы прекратить существование «старого Союза». Горячие головы Эдмунд Раффин и Роджер Прайор, раздраженные приверженностью Союзу их родной Виргинии, присоединялись к этому призыву. «Кровопролитие, — писал Раффин, — приведет к тому, что многие избиратели в колеблющихся штатах превратятся из покорных или опасливых обывателей в ревностных сторонников немедленного отделения». Если вы хотите, чтобы мы присоединились к вам, говорил чарлстонцам Прайор, то «нанесите удар». Charleston Mercury очень хотела этого: «Пограничные штаты никогда не присоединятся к нам, пока мы не продемонстрируем освободительную силу, пока мы не покажем, что гарнизон из семидесяти человек не способен удерживать закрытыми ворота нашей торговли… Будем же готовы к войне… Судьба Конфедерации Юга находится на фалах флага форта Самтер»[574].

Таким образом, на предложенный Линкольном выбор между войной и миром Джефферсон Дэвис четко ответил: «Война!» На судьбоносном заседании кабинета министров в Монтгомери 9 апреля был одобрен приказ Дэвиса Борегару вынудить форт сдаться по возможности до прибытия деблокирующего флота. Андерсон отверг ритуальные требования Борегара о сдаче форта, но попутно заметил, что через несколько дней гарнизон начнет голодать, если помощь не подоспеет. Конфедераты уже знали о том, что помощь вот-вот прибудет, поэтому 12 апреля в 4.30 утра они открыли огонь по форту. Корабли Фокса, рассеянные штормом и неспособные из-за сильных волн высадить десант, не могли вмешаться в происходящее[575]. После тридцати трех часов интенсивной бомбардировки форта, после произведенных четырех тысяч выстрелов, уничтоживших часть стен форта и вызвавших пожар во внутренних помещениях, измученный гарнизон Андерсона сдался. Защитники форта могли действовать только одним орудийным расчетом (при том, что в их распоряжении имелось 48 пушек), поэтому они ответили тысячей довольно безуспешных выстрелов. 14 апреля звездно-полосатый американский флаг, реявший над фортом, был спущен и на его место поднялся звездно-полосатый флаг Конфедерации[576].

Новость об этом вызвала сильное возбуждение на Севере. Линкольн выпустил прокламацию, в которой 75 тысяч ополченцев призывались на военную службу, чтобы в течение девяноста дней подавить мятеж, «оказавшийся слишком жизнеспособным, чтобы его можно было подавить обычным судебным порядком». Резонанс, произведенный этим в северных штатах, превзошел все ожидания. В каждом городе и деревне собирались провоенные митинги, на которых жители присягали флагу и клялись отомстить предателям. «Кругом волнение, — писал преподаватель Гарварда, родившийся еще во время президентства Джорджа Вашингтона. — Я никогда не представлял себе, во что может вылиться народный энтузиазм… Вся нация, мужчины, женщины, дети — все высыпали на улицы, клянясь в верности Союзу и союзному флагу». «Волна патриотизма» накатывалась с Запада и с Огайо. «Люди по-настоящему сошли с ума!»[577] В Нью-Йорке, бывшем некогда оплотом симпатий к южанам, четверть миллиона человек вышли на улицы, чтобы идти сражаться за Союз. Один торговец из Нью-Йорка 18 апреля писал: «Перемена в настроении людей потрясающая, почти волшебная». «Я с трепетом смотрю на национальное движение здесь, в Нью-Йорке, и во всех свободных штатах», — добавлял некий адвокат. «После всех наших прошлых распрей это смотрится просто сверхъестественным». «Эпоха до Самтера» была прошлым веком, писала одна жительница Нью-Йорка. «Кажется, что до сегодняшнего дня мы были мертвы, что у нас не было государства»[578].

Демократы также присоединились к патриотическому потоку. Стивен Дуглас нанес произведший сильное впечатление визит в Белый дом, что стало символом единства нации, а затем отправился домой в Чикаго, где выступил перед огромной толпой: «Существует только два выбора. Каждый гражданин должен выступить на стороне Соединенных Штатов или против них. В этой войне не может быть нейтральных наблюдателей: только патриоты или изменники». Месяц спустя Дуглас скончался (вероятно, от цирроза печени), но еще целый год, если не больше, его воинственный дух вдохновлял большинство демократов. Весной 1861 года передовицы демократических газет пестрели заголовками в духе: «Пусть погибнут наши враги на поле брани!» «Необходимо забыть все обиды и переживания; только кровавая страшная месть ждет презренных изменников, навлекших ее своей неслыханной дерзостью и мятежными действиями»[579].

Губернаторы северных штатов просили у военного министерства увеличения квот на ополченцев. Линкольн потребовал от Индианы предоставить ему шесть полков — губернатор предложил двенадцать. Снарядив требуемые тринадцать полков, губернатор Огайо телеграфировал в Вашингтон: «Если не обуздать энтузиазм граждан, я вряд ли остановлюсь и на двадцати полках». Губернатор Массачусетса Джон Эндрю через два дня после призыва Линкольна прислал лаконичную телеграмму: «Два наших полка выступят сегодня днем: один двинется на Вашингтон, другой — на Форт-Монро. Третий полк будет отправлен завтра, а четвертый — ближе к концу недели»[580]. Стало ясно: чтобы собрать всю готовую пролиться