И те, и другие запоздало опомнились. Император сжал кулаки и надвинулся на них. Его грозная фигура хоть кого заставила бы трепетать.

– Вон! – заорал он так, что у Долли заложило уши. – Как вы посмели?! Охрана!

Охрана набежала откуда-то извне. Сам ведь приказывал: никаких часовых в личных покоях. Цветной водоворот кружился у Долли перед глазами. Всех арестовали и вывели. Сама княгиня сидела на полу и жалко моргала.

Никс потребовал у лакея панталоны и, сердито глядя на нее, облачался. Потом протянул даме руку.

– Княгиня, вам прощается многое… – он сделал нарочито потрясенное лицо, – но не такое!

Дарья Христофоровна уже перевела дух и смогла объяснить смысл принесенного ею письма. Правда, не тот факт, что за нею гоняются лакеи Чарторыйского.

Император позвонил в колокольчик и велел звать Бенкендорфа.

Тот явился почти сразу, готовый отчитать сестру, но государь не дал ему напуститься на Доротею, а с порога потребовал комментариев к прочитанному.

– Все, как мы и предполагали, – спокойно сообщил Александр Христофорович. – У князя Адама связи в Англии. Ему сообщили о тайном письме короля моей сестре. Он постарался перехватить, поскольку служит интересам Веллингтона. А к эксцессам во время коронации мы готовы.

Так просто! Долли чуть не задохнулась от возмущения. Даже у нее родился миллион вопросов. Тем более они должны были появиться у императора. Но мужчины, опросив княгиню, предпочли остаться наедине.

– Друг мой, – сказал государь, когда дверь за Ливен закрылась. – Зачем вы устроили все это представление?

По его знаку Бенкендорф позволил себе сесть на крайне неудобный, жесткий готический стул с высокой, «стрельчатой» спинкой. А император вернулся к зеркалу, заключенному в резную раму с «розой», как у собора, и стал дергать шеей, осаживая чрезмерно тугой воротничок.

– Я должен был показать сестре, кто действительно станет ее защищать, если что-то случится, – проронил Александр Христофорович. Ему казалось важным сохранить Долли такой, какой она до сих пор была: без посторонних, мешающих службе интересов. Для этого он попросил Апраксину разыграть испуг и мнимую попытку похищения письма лорда Грея, которое его же люди перехватили и положили на стол.

– Но вы знали, что в конверте? – уточнил Никс.

Бенкендорф кивнул.

– Откуда?

«Обижаете», – было написано на лице у начальника III отделения. Ему совсем не понравилась беседа Долли с князем Чарторыйским. Вернее, то, что сестра сразу не прибежала рассказывать ему все услышанное. Промедлила. А его информаторша – та самая компаньонка – к несчастью, была отвлечена от разговора жалобами старухи Изабеллы. Он хотел, чтобы Долли при виде лакеев, переодетых в ливреи Чарторыйских, испытала страх и недоверие к князю Адаму. Правда, появление беглянки во внутренних покоях государя было совершенно неожиданным.

– Не делайте так больше, – с укоризной сказал Никс. – Ведь я мог быть не в гардеробной, а… с женой.

Да, очень неловко вышло.

– Долли – большая девочка, – заверил шеф жандармов.

Мужчины засмеялись, но через секунду Александр Христофорович добавил:

– Я приношу свои искренние извинения. Больше такого не повторится.

Глава 21. Мстители

Москва

Пока Джеймс ждал, к нему поднялась княгиня Урусова. Она была в утренней белой шали, уже не новой, судя по истертым краям, и повязанной несколько криво. В ночном чепце, съехавшем на один глаз, в садовых рукавицах из грубого льна и в просмоленном переднике. В руках почтенная Екатерина Павловна держала секатор.

– Этот куст терна давно пора было обкорнать! – заявила храбрая садовница. – Да и выкорчевать. Засох совсем, а иголки на сажень торчат! – Она победно бросила чугунный инструмент на стол, слегка задев пяльцы леди Дисборо, и радостно приветствовала Джеймса. – У вас любят природу. Я думаю, если вон там у забора воткнуть клен, как бы невзначай, получится отличный уголок английского парка, что скажете?

Клен она предлагала посадить между двумя кустами крыжовника.

Полковник заверил, что именно так и следует поступить.

– Ну, пойду отмою руки дегтярным мылом, и все за стол, – скомандовала княгиня. – Пирожки с повидлом ждать не будут.

Это она называет утренним чаем: подкрепиться как следует, чтобы до пяти не хотелось есть. А там снова пирожки, шаньги, коврижки или московские калачи – хоть в окошко помечи – по форме висячий замок, обсыпанный сахарной пудрой.

«Что стало бы со всеми этими жизнерадостными обжорами, восхваляющими Англию, если бы они действительно попали на остров и довольствовались морковным пудингом. Или супом из бычьих хвостов?» – думал Джеймс. Он не переносил родной кухни и не стал бы есть овсянку даже с горстью сушеных яблок.

– Остуда для пирогов хуже, чем для влюбленных! – послышался голос удаляющейся княгини Урусовой.

Тут доложили о прибытии князя Голицына. Генерал-губернатор, не церемонясь, прошел прямо на веранду, ожидая найти там хозяйку, и был несказанно удивлен, даже сконфужен, застав Джеймса, как если бы полковник посетил одну из княжон.

– А где же добрейшая Екатерина Павловна? – приветствовал он гостя.

– Будет с минуты на минуту, только помоет руки.

Конфузливость в лице князя усилилась. Только тут гость осознал, что его связывают с княгиней, а не с ее дочерьми, и чуть не расхохотался.

– Вы у нас надолго? – осведомился князь. – Скоро ли в дорогу?

Такое энергичное указание на дверь смутило Джеймса. Ему говорили, что москвичи гостеприимны.

– Я слышал, что вы часто навещаете персов?

– Это мои знакомые по Тебризу, – отозвался полковник. – Здесь они в чужой стране.

«Вы тоже», – прочел он на лице генерал-губернатора.

– Один совет, молодой человек, – Голицын поморщился. – Посольство прибыло, так сказать, в щекотливых обстоятельствах. Нехорошо, если люди свяжут персов с британцами. У нас отдельные сношения с вашей державой, отдельные с Персией.

Яснее не скажешь. Мы подозреваем вас в подстрекательстве к убийству нашего посла и не хотим видеть англичан рядом с теми, кто так провинился. А вы сами лучше бы убирались подобру-поздорову.

Несмотря на весь свой благородный европейский вид и самые изысканные манеры, князь мыслил, как все русские: не верил иностранцам и подозревал их во всех смертных грехах.

Александер, со своей стороны, поклонился.

– Если мои визиты неугодны, вам стоит только сказать. Ведь вы – принимающая сторона. Но позвольте и мне один совет: я не единственный англичанин, который посещает ваших гостей.

Вошла хозяйка и по русской традиции троекратно облобызалась с князем.

– А я к вам с приглашением. От кузины. Марья Алексеевна зовет. Просила непременно быть. Сегодня вечером. Приедут Салтыковы, Бибиковы, Толстые, Волконские, ну, словом, все наши. Надобно, чтобы и вы пожаловали. Без вас как?

Урусова обещала.

– Да где же леди Дисборо. Уже и стол накрыт.

Джеймс вышел в сад. Из открытого окна к его ногам упал моток шерсти. Видимо, ничего тяжелее дама не нашла. Полковник поднял глаза.

– Я не хотела передавать вам письмо при остальных, – приглушенным голосом сообщила приятельница. Ее лицо было хорошо видно в окне второго этажа. Одной рукой она сбросила конверт, другой смахнула лепестки цветущих яблонь, которые надуло ветром. – Вы дали слово, что не втянули меня во что-то ужасное.

* * *

Теперь полковнику предстояло убедить Жоржа отправить курьера в Петербург, а это не получится, если не поделиться с ним частью информации. Кроме того, следовало узнать, о чем эти баре станут шептаться в своем кругу.

Вернувшись в гостиницу, Александер заявил с порога:

– Нам нужен вестовой до Северной столицы. Пишите отцу, что хотите. Но персов тут