что судья вошел в мое положение и объявил перерыв. Хотя этого времени мне не хватило, чтобы успокоиться. Я понимала, что это еще не конец, и мне придется много раз присутствовать на этом слушании.

— А я едва сдерживал себя, чтобы не врезать этому больному гаду, — сжимает свободную руку в кулак Эдвард. — Так и чесались руки набить этому подонку морду, когда он смотрел на тебя так, будто собрался снова попытаться сделать с тобой те ужасные вещи. Эта озабоченная тварь точно ходила бы в синяках и полуизбитая.

— Но пару раз тебя это не остановило, — тихо отвечает Наталия.

— Жаль, что меня быстро оттащили. Я бы с удовольствием вырвал бы ему все кишки. Эта волосатая горилла ответила бы мне за все, что сделала с тобой.

— Я знаю, радость моя, — бросает мимолетную улыбку Наталия. — Мне правда очень приятно, что никто не давал меня в обиду. Без вашей помощи, защиты и поддержки я бы ни за что не справилась с этим.

— Мы же обещали, что не дадим тебя в обиду и сделаем все возможное, чтобы защитить от тех подонков, — с легкой улыбкой отвечает Эдвард. — Вот мы и делали, что было в наших силах.

— Мне правда было намного легче от того, что у меня была такая надежная защита. Вы все помогли мне чувствовать себя так, будто я нахожусь в безопасности.

— Иначе и быть не могло.

— Я знаю, — скромно улыбается Наталия. — Оглашение решение суда по делу Уэйнрайта было для меня самым тяжелым. Тогда там произошел настоящий ужас, который я никогда не забуду…

— Не для тебя одной, — мягко отвечает Эдвард.

— Знаешь, Эдвард… — Наталия переводит взгляд на Эдварда. — Когда я рассказала судье о том, что со мной сделал тот тип, мне стало как-то легче. У меня появилась надежда, что Юджин получит свое наказание. А уж когда суд дал ему тринадцать лет лишения свободы, я была готова едва не прыгать от радости.

— Я понимаю, милая, — мягко говорит Эдвард. — Мне и самому стало лучше, когда я дал показания в суде по всем делам. Вроде бы рассказать всю правду казалось легкой задачей, но на самом деле это оказалось невероятно трудно. Из-за тех воспоминаний, что овладевали мною.

— И хорошо, что свидетель попытки убийства твоего отца сразу же указал на Уэйнрайта и сказал, что это он помогал Майклу.

— Хоть на этот раз тот гад признал свою вину. Заставил дядю прийти в бешенство от мысли, что его выдали, а отца — едва ли не наброситься на него.

— Вот поэтому и сдалась эта сволочь!

— А как долго отрицал все обвинения тот тип, который друга моего отца. Как долго он называл меня лжецом и пытался убедить всех, что убийцей был я…

— Да уж, даже тогда, когда ты и твой свидетель рассказали обо всем, что вы увидели, этот тип продолжил отрицать свою вину, — вздыхает Наталия и убирает с глаз некоторые пряди волос. — А Майкл только и был рад этому, так как мечтал очернить тебя в наших глазах и знать, что ты пойдешь за решетку.

— Но зато подтвердилось, что дядя Майкл действительно не имел никакого отношения к убийству и не приказывал убивать друга отца.

— Зато как яростно он поддерживал версию, что Николаса убил ты. — Наталия на пару секунд задумывается. — Буквально задыхался, крича, что тебя надо посадить, а на Эрика все клевещут.

— Но потом Браун признался, что убил Николаса по своему желанию. Личные причины, по его словам. Хоть он не назвал мотивов, я уверен, что там произошло что-то серьезное. Конечно, Эрик — та еще редкостная сволочь, но я не думаю, что он будет убивать без причины.

— В любом случае теперь это уже не важно. Самое главное — тот тип признал свою вину, а тебя оправдали.

— Знаю, но черт, как же я сильно нервничал, когда шло разбирательства этому делу, — хлопает рукой по лбу Эдвард. — Как мне было стыдно представать перед всеми в качестве подсудимого наравне с этим подонком. В глубине души я протестовал и кричал, что все это было несправедливо. Что я не должен был одним из подсудимых. Но также понимал, что сделаю себе хуже, если буду делать это в открытую. А ты знаешь, как сильно я не хотел туда возвращаться.

— Я понимаю, любимый, — мягко говорит Наталия и нежно целует Эдварда в щеку. — Но к счастью, все закончилось хорошо.

— Ко дню вынесения приговора дяде мы все были жутко измотаны.

— В то время я много плакала, сидя в своей комнате, пока никто не видел, — неуверенно признается Наталия. — Не только из-за слушания дела Уэйнрайта. Мне было настолько плохо, что я уже не могла сдерживать свои эмоции и горько плакала. Конечно, легче практически не становилось, но все же это помогало мне так или иначе искать силы держаться.

Эдвард бросает на Наталию короткий грустный взгляд, отпускает ее руку и закидывает свою руку вокруг ее шеи, прижав свою возлюбленную поближе к себе и продолжив прогуливаться по побережью босыми ногами по мелкому песку.

— Больно это слышать, но я понимаю тебя, — мягко говорит Эдвард. — Иногда мне и самому хотелось пустить слезу, пока никто не видит. Я был похож на выжатый лимон, когда возвращался домой после каждого судебного процесса. Все это сильно изматывало в моральном плане. Хотелось просто лежать и пялиться в потолок. Или спать целыми сутками.

— Неудивительно, — тихо произносит Наталия. — Ведь у нас практически не было времени восстановить силы. Сегодня надо дать показания по делу о делишках Майкла, завтра — по делу Уэйнрайта, а послезавтра — смотреть на то, как ты страдаешь.

— Трудно поспорить.

— А ведь мы еще должны были противостоять всем, кто шел против нас. Пытаться не обращать на них внимания. Мне даже стало жалко того судью, который определенно устал от наших разборок. Наверняка тихо стонал, когда ему снова приходилось идти на заседание.

— Да уж, к концу заседания он был такой измученный, — задумчиво соглашается Эдвард. — Впрочем, его можно понять, ведь каждое заседание было адом. Мы постоянно были в напряжении, возражали против несправедливости и защищали друг друга.

— Вместе нам было намного легче. — Наталия бросает мимолетную улыбку. — И здорово, что у нас все это время была такая огромная группа поддержки. Все наши друзья, родственники и хорошие знакомые собирались вместе, когда судья оглашал приговор по каждому делу.

— Они все оказали нам огромную помощь, — с легкой улыбкой отвечает Эдвард. — Даже Алисия бросила все свои дела и приехала сюда из Лондона, пробыв здесь до