– Мне было приятно это делать. К тому же у меня были помощники. – Он указал ей на пикап поменьше, который в этот момент остановился за его грузовиком. Из его кузова тоже торчали сучья.

Из кабины выпрыгнули два улыбающихся молодых человека.

– Это Мика и Брэндон, сыновья моего садовника, – сказал Вон, и после обмена любезностями Эбигейл показала парням, куда нужно складывать сучья. Для хранения и сушки древесины она соорудила у боковой стены дома крытый навес.

– Может, нам им помочь? – спросила Эбигейл, когда Мика и Брэндон забрались в кузов первого грузовика и начали развязывать веревки, которыми были скреплены сучья.

– Нет. Мы будем им только мешать. Эти двое копят деньги на открытие собственной фирмы по благоустройству земельных участков. Им сколько работы ни дай – все будет мало, – рассмеялся Вон.

– Я в восторге, – ответила Эбигейл, наблюдая за тем, как под навес ловко выгружают из кузова сучья. – На скульптуру для госпиталя у меня уйдет много материалов, так что это пополнение запасов пришлось как нельзя кстати.

– Рад это слышать, – очаровательно улыбнулся он. – Надеюсь, моя затея поужинать с тобой не показалась тебе бесцеремонной. К тому моменту, когда мы с ребятами погрузили все сучья, я сильно проголодался. Я подумал, что после нашей сегодняшней прогулки на свежем воздухе тебе тоже не помешает как следует подкрепиться.

Он предлагает ей дружбу? Или после их поцелуя он понял, что между ними возможно нечто большее, несмотря на ее беременность?

– Это очень мило с твоей стороны, – ответила Эбигейл, подумав о том, какой была бы ее жизнь, если бы у ее ребенка был такой заботливый отец, как Вон. – Во время первых месяцев беременности меня мучила тошнота, зато в последнее время я ем за двоих.

Она посчитала правильным напомнить ему о ребенке, который будет ее главным приоритетом.

Они прошли через дом в небольшой мощеный дворик, окруженный кустарниками и растениями в горшках. Пока Вон доставал из пакетов еду, Эбигейл сходила за посудой и кувшином с водой. Помимо этого она принесла миску для Руби и спички для того, чтобы зажечь уличные фонари.

Спустя несколько минут они сидели за кованым столиком и наслаждались едой, которую привез Вон. Ее видов было так много, что ему пришлось принести в патио столик с крыльца. Там были финики, завернутые в бекон, крошечные эмпанады[1] с мясом краба, брускетта[2] с козьим сыром и томатами, креветки в лаваше, ра-виоли с чоризо[3] и картофельные котлеты.

Вон зажег все четыре светильника с маслом цитронеллы[4], отпугивающим комаров. Глядя на огни, Эбигейл чувствовала себя как на гавайском празднике луау[5]. Не хватало только танцев. Наевшись, Эбигейл откинулась на спинку стула и залюбовалась розовым закатом.

– Спасибо за фантастический ужин, Вон, – сказала она, сделав глоток холодной воды.

– Ты еще не пробовала это. – Он придвинул к ней тарелку еще с одним видом деликатесов.

– Что это?

– Суфле из цветной капусты с икорной начинкой. – Взяв кувшин, он долил воды в их стаканы. – Ну, что скажешь? – спросил он, когда она съела кусочек суфле.

В животе у нее что-то затрепетало, и она, улыбнувшись, приложила к нему ладонь.

– Мне понравилось. Малышу, кажется, тоже.

– Он пошевелился?

Его взгляд выражал настороженность и в то же время любопытство.

Его интерес тронул ее. До сих пор она ни с кем не делилась маленькими радостями, связанными с новой жизнью, развивающейся внутри ее. Конечно, ее мать сказала, что будет рада внуку или внучке, но Эбигейл чувствовала, что ей по-прежнему нет дела ни до чего, кроме потери младшей дочери.

Эбигейл вдруг захотелось поделиться с кем-то своей радостью, и она придвинула свой стул к Вону.

– Дай мне руку.

Он вытер пальцы о салфетку, после чего протянул ей ладонь. Тогда она прижала ее к своему животу и почувствовала, как его тепло проникает сквозь тонкую ткань ее сарафана. Ее пульс участился, во рту у нее пересохло. Воспоминания об их поцелуе в лесу вмиг ожили в ее памяти.

Она встретилась взглядом с Воном и в очередной раз пожалела о том, что обстоятельства не сложились по-другому.

Ребенок пошевелился, и ладонь Вона на ее животе напряглась. Его глаза расширились, словно он стал свидетелем чего-то удивительного.

– Это невероятно, – произнес он с благоговением.

– Да, – согласилась она, отпустив его руку. – Я еще никому не говорила, что малыш начал шевелиться. Моя мать живет в Остине и все еще горюет по Аланне. У нее пока не получается радоваться.

– Я понимаю. – Убрав руку с ее живота, он положил ее на спинку стула Эбигейл. – Твое желание поделиться с кем-то такой радостью вполне естественно. Мне жаль, что Рич Лоуэлл оказался подонком, но мне нисколько не жаль, что я первый разделил твою радость.

Сердце Эбигейл затрепетало от переполнявших его эмоций. Она понимала, что должна их сдерживать. Ведь он переживает посттравматический стресс, и заставлять его погружаться глубже в ее мир было бы несправедливо по отношению к ним обоим и к ее будущему ребенку. Но ей было так трудно прислушиваться к голосу разума, когда пальцы Вона касались ее голого плеча. Глядя, словно зачарованная, в его зеленые глаза, она не нашлась что сказать в ответ.

Как раз в этот момент неподалеку от них раздались шаги и мужской смех.

– Мистер Чемберс. – Мика, более высокий из братьев, первым вошел во дворик и протянул Вону что-то блестящее. – Возьмите ключи от вашего грузовика. Мы уезжаем. Мы выгрузили все деревяшки и отнесли их под навес.

Его брат стоял чуть позади него. Вон поднялся, взял ключи и поблагодарил обоих парней. Эбигейл воспользовалась этим, чтобы собраться с мыслями. Встав из-за стола, она принялась собирать грязную посуду, удивляясь тому, как быстро либидо может подчинить себе здравый смысл.

– Я могу помочь. – Проводив ребят, Вон быстро пересек лужайку и открыл для нее заднюю дверь. – Ты не возражаешь, если она войдет в дом? – спросил он Эбигейл, подойдя к двери с остатками еды. Руби последовала за ним. – Если ты против, я оставлю ее на улице.

– Конечно, я не против. Она такая славная.

– Спасибо. – Войдя внутрь вместе с собакой, он закрыл дверь и начал загружать посудомоечную машину. – Руби мне очень помогла.