социопаты?*

— Допустим, — хриплю я.

— Тогда ты должна понимать, — наклоняется, шепчет мне в ухо. — Что я люблю игры в треш! И мне нужны игроки в команду, у которых нет ни одного тормоза, кроме моей команды “фу”. Поиграем?..

Вот и на мою голову маньяк?

— А если Вы, Алишер, проиграете?

— А я ни разу не проигрывал… — шепчет он.

Чувствую его дыхание на шее, прижимается губами к моей коже.

Дергаюсь.

— Сидеть! — как собаке бросает мне.

В уши долбит пульс, едва держу себя в руках, чтобы не долбануть ему локтем в лицо.

С разворота!

Со всей силы!

— Хочешь, чтобы был висяк, “только тотальное осмысленное рабство”.

— Товарищ майор, у вас проблемы с сексом? И денег на шлюху нет? Я могу занять… — вытираю демонстративно шею.

— Глупая ты ещё, Диляра. Я это сделал не потому что мне хотелось, а потому что тебя ломало… — усмешка. — Мне нужно было, чтобы ты позволила. И ты… позволила.

Ррр!

— Сработаемся. Так что — висяк?

— Висяк…

Этот бой я проиграю. А войну мне проиграть нельзя!

— Умница, — моргает мне. — И не переживай так… Со временем, я научу тебя получать от этого кайф. Обещаю.

Останавливается в дверях.

— У нас сегодня оперативное сопровождение. Будь в вечернем. Заеду часов в десять. Табельное — с собой.

В разбитом состоянии, не понимая как правильно поступить, я выхожу из здания.

Ивану сказать — сразу нет! Ему крышу сорвёт, непредсказуемо, чем закончится. Ванечка порывистый…

“Ивана мне не смей топить!” — звучат в голове слова Виктора.

Вот это я попала…

Мысли мечутся, не вижу ничего. На крыльце встречаю пожилую коллегу из своего бывшего отдела по защите свидетелей на крыльце. Ветер развивает волосы, мешая говорить. Терпеть не могу распущенные.

— Всё. Я официально на пенсии.

— Поздравляю! В каком звании вышли?

— Майор.

— Отлично.

Для женщины из “защиты”, это хороший вариант. Можно сказать — потолок. Это и мой потолок бы был.

Звёзд тебе захотелось, Зольникова?

Да нет… Скорее быть в деле. Потенциал хотелось реализовать. Но звёзды тоже хорошо…

Ну, вот, сейчас реализуешь! Овчаркой дрессированной у социопата[1].

— Говорят, ты под Питерских пошла?

— Так вышло, что вакансии оперов были только там.

— Зря.

— Почему?

— Когда хотят утопить питерское руководство, туда едут наши, когда хотят утопить наше московское руководство… Сама понимаешь — “Питер” едет к нам. Нахера тут ещё нам питерские опера. Своих что ли мало? Грядет смена власти и репрессии. Ладно, давай…

Пожимаем руки.

Мой мозг плавится от перегруза.

Блять!

Лучше бы реально родила.

А сейчас не соскочишь.

Ищу взглядом тачку на стоянке. Вспоминаю, что она в ремонте. Передо мной останавливается Мансуров на своей.

— Диляра… Садись. Подброшу.

Мне хочется достать табельное и выстрелить ему в лицо.

— Спасибо, товарищ майор. Но я…

— Как хочешь, — перебивает меня, теряя интерес.

Когда он отъезжает, вижу Ивана. Встречает меня?

Я редко чувствую себя слабой. Практически никогда. Только если на весах не я, а кто-то из родных. И сейчас на весах не я. И я как будто без кожи… Уязвимая, беспомощная.

Сажусь к Ивану.

От него разит ревностью. Поцелуй на моей шее горит!

Господи, Ванечка… Ну какая к чертям ревность? Ты, видишь, я душу за тебя продать готова?!

Ловлю его лицо в ладони, прижимаясь губами…

Люблю тебя, Зольников!

Не раскачивай лодку, пожалуйста… Я и без этого тону.

Глава 10 — Развод

Нам сносит башни с порога.

Я это обожаю!

Насколько Яра сдержана в реале, настолько же горяча в койке.

И да, конечно же мы оба иногда устаём, и трахаемся временами только с утра, как слепые сонные котята — лайтово и быстро. Это тоже кайф…

Но сегодня не тот случай! Мы голодные, эмоциональные, жадные…

Я люблю начинать, когда она сверху. Сдаваться ей. А финалить люблю, наоборот, загибать и драть ее как кошку.

Как пьяный, млею от ощущений ее влажной тесноты, пока она скользит, плавно двигая бедрами. Это прямо моё-моё!

Ее ладони по-хозяйски опираются на мои грудные мышцы.

Красиво изгибаясь, прижимается языком к солнечному сплетению и вылизывает меня, ведя языком вверх… По соску, шее… Кусает за мочку.

— Мм… Р-р-р! — тихо урчу я от удовольствия, интенсивно вколачиваясь в нее снизу.

И она поднимается, демонстрируя мне как залипательно подпрыгивает ее задорная высокая грудь от моих толчков.

Мы смотрим друг другу в глаза. Замедляюсь, снова утекая вместе с ней.

— Люблю тебя… — беззвучно двигаются ее губы.

Эйфория…

Я знаю каждый миллиметр ее тела. Обрисовываю крутые формы руками.

Взгляд натыкается на огромный, цветущий синяк ниже бедерной косточки, практически в паху. Сразу же всплывает перед глазами ее бой на ринге с этим майором.

Зажмуриваюсь, пытаясь отогнать от себя волну возмущения и не запороть нам секс. Но, блять, накрывает.

Переворачиваю ее, срываюсь в жёсткий трах, выплескивая свои психи. Соприкоснувшись языками, кончаем, вздрагивая и сжимая крепче друг друга. Она первая, я — следом, от ощущения ее скользящих коготков по всем чувствительным точкам.

— Я люблю тебя… — шепчу ей в рот.

Не давая договорить, ловит слова губами, прикрывая в истоме глаза.

Яра редко нежничает… Чаще — игривая и кусачая. Поэтому, я особенно взлетаю от таких моментов.

Незаметно бросает взгляд на настенные часы.

— Быстро, да? — играю ей бровями. — А нехрен меня морозить…

Сползаю по ее телу ниже, прижимаясь щекой к синяку.

Урод он… А если она беременная?..

— В душ отпустишь меня? — мурлыкает тихо.

— Нет… Ещё хочу.

Ощущаю, как она беззвучно вздыхает.

— Вань…

— М?

— Я вернусь, и мы повторим. Ладно?

— Тогда, я с тобой, в душ. Там и повторим.

— Вань… — виновато. — Я, на самом деле, уже опаздываю. Мне собраться нужно.

— Куда это? — приподнимаюсь.

— Работа… Оперативка…

Падаю на спину.

Чо та, блять, как-то мы поменялись ролями в нашей семье. Она куда собирается свалить на ночь по работе, а я в минуте от того, чтобы закатить скандал на эту тему.

Дотягиваюсь до сигарет. И курю, лёжа навзничь.

Яра будет сейчас рычать.

Но мне плевать. Потому что я очень пытаюсь этот скандал не закатить. И сигарета мне в помощь! Чтобы уравновеситься как-то, и выдать ей спокойные, сухие, обоснованные претензии.

Звук бегущей воды, потом шум фена…

Бросаю сигарету в стакан, оставленный на тумбочке. Тянусь за следующей.

Смотрю в потолок, на то, как клубится дым, и слушаю, как открываются и закрываются шкафы.

Яра не рычит. Молча приоткрывает балкон.

— У меня есть что сказать.

— Давай, когда я вернусь.

— Нет.

Слышу, как красится возле зеркала.

— Мне неприятно, что какой-то мужик делает тебе больно, и я не имею