Первый свет раскрашивал деревья, сад и соседние дома — весь мир. Каждая секунда приносила все более явственное подтверждение существования вещей. Их победы. Первый свет пронизывал тебя с радостью,’с надеждой. Ты вышел на середину лужайки и там, поднимая стакан, который прихватил в кухне, произнес тост:

— Еще один день, еще один шанс.

С каждым мгновением солнце светило все ярче. Грязи не было. Ты ясно видел во всех направлениях — ни следа грязи. Ни пятнышка.

С исчезновением последних звезд, пока грязь снова не начала просачиваться, ты получал ориентир от раннего утреннего света. Его ясности, его чистоты. Затем ты вновь наполнил стакан: тост за все и вся на Земле — и везде за ее пределами.

Элиз пристально смотрела на тебя сверху. На воздухе. В свете дня. В саду. Небо — над ней.

— Папа? — спросила она.

Ты пытался держать глаза открытыми. Ты лежал на лужайке, рот пересох настолько, что говорить просто невозможно. Тебе было холодно — а солнце светило. Ярко.

— Папа?

Ты приподнялся на локте и на мгновение почувствовал тошноту.

Элиз все еще смотрела на тебя. Если бы ты внезапно встал, она бы испугалась. Было трудно следить за выражением ее лица — приходилось все время фокусировать глаза.

Она стала отворачиваться.

— Элиз… — удалось тебе сказать. Она стояла неподвижно.

— Элиз… Доброе утро, — улыбнулся ты. — Доброе утро, — повторил ты, садясь, чтобы сравняться с ней ростом.

Она увидела, как бутылка из-под бренди скатывается с твоих колен.

Вы оба посмотрели на нее.

— Она все равно была пуста! — заметил ты с улыбкой.

Девочка не ответила.

— Я встал рано, чтобы увидеть рассвет, — продолжил ты объяснение. — Было немного прохладно, и я… — Ты сделал неопределенный жест в сторону бутылки.

Наконец она спросила тебя:

— Папа, у тебя все хорошо?

— Да, конечно. У меня все хорошо. Все хорошо.

Она не отодвинулась, но бросила взгляд в направлении дома.

— Мама еще не встала? — спросил ты мгновение спустя.

Элиз покачала головой. — А Том?

— Нет, — ответила она почти неохотно, как будто ты пытался силой вытянуть из нее информацию.

— Давай тогда сохраним это в секрете, а? — предложил ты, показав на пустую бутылку.

Она смотрела себе под ноги.

— Секрет, — повторил ты. — Понимаешь? Ты встал, немного неуверенно. И снова молниеносное чувство тошноты.

Вдвоем вы вошли в дом, ты нес бутылку от бренди.

— Останься в саду и поиграй, если хочешь. Позавтракаем позже.

Сначала Элиз не ответила, потом кивнула.

— Хорошо.

— Или съешь чего-нибудь прямо сейчас? — спросил ты ее. — Кукурузных хлопьев? Бутерброд с медом?

Когда она покачала головой во второй раз, ты забеспокоился.

— Кусочек шоколада?

Ты что, пытался подкупить ее? Она вновь покачала головой.

— Нет, спасибо.

— Секрет, помнишь? — снова напомнил ты.

— Да, папа.

Элиз повернулась и пошла назад в сторону сада. Ты быстро поставил пустую бутылку в глубину буфетной полки рядом с раковиной. Сойдет как временная мера — в мусорном ведре она слишком бросалась бы в глаза. Ты собирался подняться наверх и лечь в постель, пока Мэри не проснулась. Было все еще довольно рано.

Ты только начал подниматься по лестнице, когда увидел ее.

Мгновенная пауза, потом ты сказал:

— Привет, я как раз шел тебя будить. На улице чудесный день.

Она уже оделась, но, вполне возможно, встала совсем недавно. Поверила ли она тебе? Как бы там ни было, это не совсем уж ложь: день и вправду чудесный, и разбудить ее, чтобы сделать сюрприз, совсем недурная мысль.

— Элиз уже в саду, играет… и я подумал, что неплохо бы позавтракать на лужайке. Представляешь?

Мэри не ответила. Ты повторил:

— Сегодня чудесное утро.

— Когда ты встал? — неожиданно спросила она.

— О, совсем недавно. Примерно с час назад. Было так красиво, что я не смог остаться в постели. Я постарался не разбудить тебя, — добавил ты.

Поскольку Мэри не ответила, ты снова улыбнулся. Несколько секунд вы оба стояли совершенно неподвижно, ты у подножия лестницы, она — на три или четыре ступени выше тебя.

— Ну тогда ладно, — в конце концов сказал ты. — Petit dejeuner surl’herbe?[2]Детям понравится.

Мэри начала спускаться по лестнице — и еще до того, как тебе удалось остановить себя, ты попятился от нее, хотя почти сразу же пришел в чувство. Сделал шаг вперед, протянув доверительно руку, чтобы помочь ей сойти с нижних ступеней, как будто из кареты.

— Надеюсь, вы окажете мне честь позавтракать со мной, мадам?

Секундное сомнение, а потом, улыбнувшись, она грациозно склонила голову.

— Вы так любезны, сэр.

— Может быть, небольшая прогулка по саду, пока готовится завтрак?.. Там все на своих местах. Я постарался, чтобы вам было удобно, — продолжил ты, проводя ее через кухню. — Для неба я выбрал цвет голубого моря с несколькими легкими облачками, чтобы разнообразить картину… — ты сделал театральную паузу, на мгновение, как будто в поисках mot juste[3], — …слишком уж подавляющая роскошь. Смею надеяться, что это подойдет.

Мэри улыбалась.

— Погода великолепна, излишне даже говорить.

— Конечно. — Теперь она уже почти смеялась.

— Я разместил здесь несколько каменных изгородей, чтобы застраховаться оттого, что нас потревожат, а также немного цветов, лужайку и небольшое дерево. Чтобы подчеркнуть дух этого места, я взял на себя смелость предложить спокойное окружение пригорода — несколько домиков на заднем плане, пение птиц, звук газонокосилки и так далее. Надеюсь, вам будет приятно. Теперь вы стояли перед задней дверью.

— А сам завтрак? — смеясь, поинтересовалась Мэри.

— Я как раз собирался к этому приступить, — ответил ты с напускной сварливостью. — Я только час как проснулся! — Затем чуть более оживленно: — Я поставлю чайник, покаты проверишь, как там дети.

Мэри вышла в сад и ты расслабился.

По мере приготовления завтрака, однако, наступил упадок — и ко времени, когда послышалось, как хрустящие квадратики «Шреддиз» тарахтят по тарелкам, ты уже чувствовал себя весьма неважно. Все вокруг казалось выкрашенным в серый металлик, да и в душе будто бы царил тот же цвет. Поэтому, прежде чем угостить семью, ты угостил себя — и быстро. Бренди. И щедро. Дважды, оба раза без тоста (оставим для завтрака, подумал ты со смешком).