В замке, если не во всей Англии, каждый уже знает, что четвертый брак короля складывается не лучше предыдущих трех. Будь его величество обычным человеком, его бы засмеяли за неудачи в супружеских делах. Все вокруг судят и рядят — часто в непристойных выражениях, — что же случилось на этот раз, когда он и женат-то без году неделя. Я изо всех сил стараюсь оградить Джейн от этих разговоров. Признаться, мне самой мало что известно — впрочем, как и остальным, — и до возвращения леди Дорсет я не имею возможности узнать побольше о странных событиях, происходящих при дворе.

Наступил март, и миледи возвращается. Едва ее экипаж с отдернутыми кожаными шторками с грохотом вкатывается во двор, милорд созывает всех домашних встречать ее и прислуживать ей. Но когда маркиза выходит из кареты приветствовать мужа, величественная, в бархатном плаще поверх парчового платья, отороченного мехом, и французском чепце с бриллиантами, я замечаю, что она выглядит бледной и больной, а приветствие лорда Дорсета преисполнено необычайной заботы. Когда она поднимает руки, чтобы обнять его, плащ расходится в стороны, и сразу становится ясно, почему у нее такой нездоровый вид. Заметив перемену, Джейн испуганно прячется у меня в юбках. Позже, когда мы возвращаемся в детскую, она спрашивает:

— Что случилось с моей мамой, няня? Почему она так растолстела?

— Боже ты мой, до чего смышленое дитя, — с улыбкой говорю я горничной.

Джейн стоит молча, по-прежнему желая знать, в чем тут дело.

— Твоя матушка снова ждет ребенка, — отвечаю я ей. — Вот и все. Не о чем волноваться. Бог даст, скоро у тебя будет братик, и он станет маркизом Дорсетским после твоего отца.

Джейн слушает с округлившимися глазами.

— А почему я не могу стать маркизом Дорсетским? — спрашивает она.

Я смеюсь. Надо же такое придумать!

— Но, Джейн, ты же девочка, а девочки не бывают маркизами. Так что мы должны молиться, чтобы твоя матушка родила мальчика.

Джейн задумывается:

— Это нечестно.

— Ну, тебе не угодишь, — со смехом замечаю я. — Такова воля Божия. Мы, женщины, — слабый пол, только мужчинам дано править. Оттого ты не можешь быть маркизом и оттого должна во всем слушаться батюшку.

Джейн, кажется, удовлетворена моими разъяснениями. Какой бы смышленой она ни была, она все же пока мала и обычно принимает мои слова без вопросов. На удивление, ее больше волнует происходящее с матерью. Если бы только маркиза заслуживала подобной заботы!

— Когда же родится ребенок? — шепчет Джейн.

— Судя по всему, детка, в середине лета. — Это мало что ей говорит, поскольку у нее нет еще четкого представления о времени. — Ты должна молиться о матушке каждый день, прося Господа даровать ей благополучный исход и здорового мальчика.

— Я буду молиться, — с жаром обещает Джейн. Затем, смотря мне прямо в глаза, она вдруг интересуется, родится ли мальчик и у королевы.

Я резко встаю.

— Нам пора заниматься чтением, — говорю я ей.

В тот день я узнала многие подробности происходящего при дворе. Мы с Джейн, как обычно, вернулись с дневной прогулки, и я усадила ее в спальне вышивать, прежде чем спуститься вниз. И тут появилась миссис Зуш, одна из горничных леди Дорсет, с кувшином вина, предлагая мне распить его за починкой одежды. Миссис Зуш — горничная, чьей опеке вверен гардероб. Всегда нужно что-то шить, и в тот день она чинила прореху на одном из придворных платьев миледи.

И вот миссис Зуш и я, усевшись у огня в детской, повели доверительную беседу. Миссис Зуш ездила ко двору вместе с миледи, и мы приятно скоротали часок, обсуждая последние сплетни.

— Как же я рада вернуться, словами не передать, — заявила она. — Больше четырех месяцев при дворе выдержать невозможно. Все эти важные дамы и господа, готовые передраться за место. А что они говорят друг о дружке за глаза — вы не поверите! И потом — я с утра до ночи на ногах, потому что она по сто раз на дню требует перемену платья. Но короля, кстати, я встречала довольно часто. Ни один мужчина не носит столько драгоценностей, сколько носит он. А толстый какой… Он еще больше растолстел с тех пор, как я видела его в последний раз.

— А королеву вы видели? — полюбопытствовала я.

— Не видела и не слышала. — Она понизила голос. — Ее сослали в Ричмонд. Похоже, он хочет от нее избавиться.

— Но почему? — удивилась я.

— На следующий день после свадьбы весь двор уже знал, — говорит миссис Зуш. — Король не стал делать секрета из того, что она ему не понравилась. Никто не припомнит, чтобы он говорил такие вещи о других женах, даже об Анне Болейн.

— Но что же он сказал? — допытываюсь я, откусывая нитку и встряхивая починенную сорочку Джейн.

— Когда господин Кромвель спросил его величество, как им нравится королева, король ответил, что она нравится ему не так, как прежде. Она не такая красивая, как королева Джейн, и дурно пахнет. Хуже того, он сказал, что она не девственница. Он говорил господину Кромвелю, что ощупал ее груди и другие части тела и уверен, что прежде ее познали другие мужчины, а раз так, то у него нет ни воли, ни желания вступать с ней в брачные отношения.

Я рот открыла, услышав о такой жестокости.

— Как по-вашему, это правда? То, что он о ней говорит?

Миссис Зуш покачала головой, отхлебнув вина:

— Никто этому не верит, потому что королева невинна, как дитя, и, кажется, полагает, что все так и должно быть. При мне леди Рутланд описывала миледи, как она и другие фрейлины удивились, когда ее величество хвалила короля за его доброту. Королева рассказывала, что, приходя в постель, он всегда целует ее, берет за руку и говорит: «Спокойной ночи, милая». А потом, каждое утро, он целует ее и говорит: «Прощай, дорогая». Леди Рутланд и другие ушам своим не поверили, потому что королева, похоже, и не ожидала ничего большего. Потом леди Эджкоум предположила, что ее величество, наверное, еще девственна, на что королева Анна ответила, что вовсе нет, потому как она каждую ночь спит с королем. Дамы сказали ей, что этого мало, если она хочет подарить нам герцога Йоркского. Но королева не пожелала больше ничего слышать, говоря, что его величество уделяет ей ровно столько внимания, сколько ей требуется.

Я засмеялась:

— Разве бывают такие наивные женщины? Может быть, она все-таки не настолько глупа?

— По-моему, это у нее все всерьез. Но теперь она совершенно одна в Ричмондском дворце, в отдалении от двора. Даже ей должно быть ясно, что он ею пренебрегает. Поговаривают, что он с ней разведется, как с королевой Екатериной. Еще говорят, — и здесь миссис Зуш перешла на шепот, — что ему уж приглянулась другая.

— Кто? — удивленно спрашиваю я, снова наполняя наши стаканы. Еще одной несчастной уготовано принять бремя — и в прямом смысле тоже — королевской любви?

— Племянница герцога Норфолка Екатерина Говард. Совсем юная девочка, пятнадцати лет, но вполне себе развитая, чтобы взволновать старческие чресла. Похоже, католики ее нарочно подсовывают ему, дабы ослабить влияние реформаторов, которые возвысились со времен женитьбы короля на королеве-протестантке.