— Где вы были все утро? — спросил Патта без предисловий.

— Я ходил поговорить с жертвой неудавшегося ограбления, — объяснил Брунетти.

Он постарался сделать это заявление настолько расплывчатым и, как он надеялся, незначимым, насколько возможно.

— На это у нас есть люди в форме.

Брунетти ничего не ответил.

Переключившись на текущие дела, Патта спросил:

— Что там насчет конференции в Стреза? Кто из нас будет участвовать?

Две недели назад Брунетти получил приглашение на конференцию, организуемую Интерполом, которая должна была состояться в курортном городишке Стреза на Лаго Маджоре. Брунетти хотел бы принять в ней участие, потому что это позволило бы ему возобновить дружбу и контакты с полицейскими из разных служб Интерпола, и еще потому, что в программу входил практикум по последним компьютерным технологиям хранения и восстановления информации. Патта, который знал, что Стреза — один из самых модных итальянских курортов, грезил о погоде, которая избавила бы его от промозглости поздней венецианской зимы, и потому высказал предположение, что, может, лучше поехать ему самому. Но поскольку приглашение было специально направлено Брунетти и в нем была приписка от организаторов конференции, Патта опасался, что будет сложно убедить Брунетти уступить свое право на поездку. Патта гнул свою линию, с трудом удерживаясь от того, чтобы просто приказать ему не ехать. Брунетти скрестил ноги и вытянул из кармана блокнот. Как обычно, там не было ничего, относящегося к делам полиции, но Патта, как обычно, не заметил этого.

— Дайте-ка я сверю даты, — сказал Брунетти, листая страницы. — Шестнадцатое, не так ли? И до двадцатого? — Он сделал театральную паузу, подыгрывал растущему нетерпению Патты. — Я не уверен, что буду свободен на той неделе.

— Какие числа, говорите? — переспросил Патта, перекидывая свой настольный календарь вперед на несколько недель. — С шестнадцатого по двадцатое? — Его пауза была еще более театральной, чем у Брунетти. — Ну, если не можете, я бы поехал. Придется перенести встречу с министром внутренних дел, но я думаю, что это я улажу.

— Может, так будет лучше, синьор. Вы уверены, что найдете время?

Взгляд Патты был непроницаем.

— Да.

— Хорошо, значит, это решено, — сказал Брунетти с притворной сердечностью.

Должно быть, что-то было в его тоне, или, может, в его уступчивости, что прозвучало тревожным звоночком для Патты.

— Где вы были сегодня утром?

— Я же сказал вам, синьор, разговаривал с жертвой неудавшегося ограбления.

— Что за жертва? — спросил Патта с подозрением в голосе.

— Иностранка, живущая здесь.

— Что за иностранка?

— Dottoressa Линч, — ответил Брунетти и стал ждать, как отреагирует Патта на это имя.

Секунду его лицо было пустым, но потом, откопав в памяти, кто это, он сощурился. Брунетти точно отследил момент, когда Патта вспомнил не только кто она, но и что собой представляет.

— Лесбиянка, — буркнул он, вложив в это слово все презрение, которое к ней испытывал. — Что с ней стряслось?

— На нее напали в квартире.

— И кто же? Какой-нибудь грудастый ухажер, которого она подцепила в баре? — Когда он заметил, как его слова подействовали на Брунетти, он сменил тон и спросил: — Что там случилось?

— На нее напали двое типов, — сообщил Брунетти и добавил: — Отнюдь не грудастых. А она в больнице.

Патта с трудом удержался от замечаний по этому поводу и вместо этого спросил:

— Поэтому вы слишком заняты, чтобы участвовать в конференции?

— Конференция будет в следующем месяце, синьор. У меня огромное количество текущих дел.

Патта фыркнул, чтобы выразить недоверие, потом вдруг спросил:

— Что они взяли?

— Вообще ничего.

— Почему? Это же ограбление?

— Их остановили. И я не знаю, было ли это ограблением.

Патта пропустил мимо ушей вторую часть сказанного Брунетти и подскочил от первой.

— Кто остановил, эта певичка? — спросил он так, будто Флавия Петрелли пела на углу улицы за гроши, а не в «Ла Скала» за огромные деньги.

Увидев, что Брунетти не возмутился, Патта продолжил:

— Конечно, это было ограбление. У нее там целое состояние.

Брунетти был удивлен не явной завистью в голосе Патты — это была его нормальная реакция на богатство, — но тем, что начальник имеет представление о том, что находится в квартире Бретт.

— Может быть, — сказал Брунетти.

— Никаких «может быть», — уперся Патта. — Если два мужика, значит, ограбление.

«А что, женщины обычно совершают другие преступления?» — хотел спросить Брунетти, но сдержался. Патта смотрел прямо на него.

— Значит, это работа отдела ограблений. Оставьте им. Здесь не благотворительное общество, комиссар. Не наше дело помогать вашим друзьям, когда они влипают в неприятности, а уж тем более вашим подружкам-лесбиянкам, — сказал он тоном, который вызывал в воображении целые толпы таковых, будто Брунетти был современной святой Урсулой и за ним следовало одиннадцать тысяч молодых женщин — все как одна девственницы и все как одна лесбиянки.

За долгие годы Брунетти приспособился к фундаментальной иррациональности того, что говорит его начальник, но временами Патта все-таки умудрялся изумить его широтой и страстью некоторых своих диких высказываний. И рассердить его.

— Это все, синьор? — спросил он.

— Да, пока все. Помните, это ограбление, и с ним будет разбираться… — он прервал тираду, услышав звонок телефона. Раздраженный шумом, Патта схватил трубку и заорал: — Я говорил, чтобы никаких звонков!

Брунетти ожидал увидеть, как он швырнет трубку, но вместо этого Патта ближе поднес ее к уху, и Брунетти заметил, что он потрясен.

— Да, да, конечно, я здесь, — сказал Патта. — Соединяйте.

Патта сел попрямее и провел одной рукой по волосам, как будто звонивший мог увидеть его через трубку. Он улыбнулся, еще раз улыбнулся и стал ждать. Брунетти услышал отдаленные раскаты мужского голоса, потом Патта ответил:

— Доброе утро, синьор. Да, да, прекрасно, спасибо. А у вас?

Обрывки ответа достигли ушей Брунетти. Он смотрел, как Патта берет ручку, лежавшую у него на столе, забыв про «Монблан Майстерштюк» в кармане пиджака. Патта схватил клочок бумаги и подтянул к себе.

— Да, да, синьор. Я слышал об этом. По правде сказать, я как раз сейчас это обсуждаю.

Он замолчал, а из трубки к нему потекли новые слова, которые доходили до Брунетти в виде неясного бормотания.

— Да, синьор. Я знаю. Это ужасно. Я был шокирован, услышав об этом. — Новая выжидательная пауза. Он сверкнул глазами на Брунетти и быстро отвел взгляд. — Да, синьор. Один из моих людей уже поговорил с ней.