А потом приехал снова уже через три с лишним года — калекой, без ноги. Потерял её в Будапеште, где старшиной, командиром отделения пехотной роты штурмовал дом в центре города, за глубокий каменный подвал которого цепко держались окружённые немцы. И, засев там, отстреливались с яростью обречённых.

Он ворвался в него первым, но тут же упал, отброшенный взрывом в угол. Это немецкий пулемётчик с эсэсовскими рунами в петлицах, косивший из подвального окошка всё живое на уличном перекрёстке, прежде чем самому с простреленной грудью тяжко свалиться на сложенные возле бойницы мешки с песком, успел бросить в дверной проём гранату. Туда, откуда на него со странным гортанным криком нёсся горбоносый человек в пропылённой шинели и с автоматом наперевес.

И, упав на битый холодный кирпич, вдыхая едкую гарь и подтягивая к себе раздробленную, развороченную осколками ногу, Чамсурбек ясно видел пробегающие мимо себя фигуры русских солдат.

Он вылез c помощью водителя из кабины колхозной полуторки, на которой доехал до села, неуклюже шагнул вперёд, в подмёрзшую с ночи и не успевшую оттаять грязь. Остановился, опершись на костыль. Огляделся неспешно, всматриваясь в такие привычные, родные очертания домов, заборов, деревьев, на белеющие вдали ещё заснеженные вершины гор. Необычно тихо было в опустевшем, обезлюдевшем селе. Только курица глупо кудахтала за соседним забором, да женщины перекликались где-то на дальней окраине.

Чамсурбек задрал голову, глянул вдруг вверх, сощурился от яркого, уже весеннего солнца. И где-то там, в пронзительно чистой выси, в лёгкой дымке померещилась ему крошечная чёрная точка — парящий гриф. Стервятник, зорко высматривающий падаль, но безразличный к людям: неспокойным и живым.

Санкт-Петербург, ноябрь — декабрь 2009 г., апрель 2010 г.

Трое пассажиров угрюмо сидели в тёмном купе. Поезд «Махачкала — Москва» приближался к Гудермесу — к первой из двух станций в дудаевской Чечне. Из оконных щелей тянуло промозглым холодком ноябрьской ночи.

— Гудермес уже скоро, — вглядевшись в тёмную муть за окном, проговорил средних лет дагестанец, приземистый и коренастый.

Его товарищ — щупленький светловолосый русский мужичок — живо откликнулся:

— Да, он, — и, помолчав, добавил, понизив вдруг голос. — Поскорее бы Чечню проскочить.

— А что, правда, тут ездить опасно? — встрял в начавшийся разговор молодой военный — высокий, курносый и веснушчатый лейтенант.

Дагестанец и русский переглянулись меж собой, усмехнувшись украдкой, словно взрослые, которым несмышлёный ребёнок задал нелепый вопрос. Дагестанец тихо кашлянул и снова посмотрел в окно.

— Вы давно здесь служите? — спросил он вместо ответа.

Лейтенант заморгал, шмыгнул носом и выпалил быстро:

— Третий месяц как перевели в Буйнакск, в мотострелковую бригаду. А теперь вот под Тулу в командировку отправили, так что первый раз на этом поезде еду. А что?

— Да ничего, — неопределённо протянул дагестанец, так и не ответив на вопрос. — Ну и как, нравится у нас?

Лейтенант снова моргнул.

— Да нормально всё, — уверенно заявил он. — Я, блин, в конце августа сюда приехал. Охренел малость, честно говоря. Сам-то из-под Архангельска родом. С Белого моря, значит. У нас-то, блин, в эту пору уже листья желтеют, осень вовсю. Дожди льют, иной раз уже и заморозки вдарят. А у вас, блин, жара, лето. Фруктов, арбузов, рыбы объелся — это ж вообще охренеть можно. Конечно, нравится! Чем не жизнь?

— Это да, — охотно поддержал дагестанец. — И рыбы, и фруктов, и моря — всего у нас от души. Раньше сколько народу к нам летом отдыхать приезжало: из Москвы, из Ленинграда, из Сибири, оттуда, отсюда — со всего Союза приезжали, — он протяжно выдохнул и горестно взмахнул рукой. — А теперь чёрт те что пошло! Там война, сям война. Раньше все вместе жили, одной страной были. И ведь хорошо жили!

Лейтенант не ответил. Откинулся к стенке и только озадаченно шмыгнул носом. Поезд всё так же катил в сырой осенней мгле, и колёса поскрипывали протяжно.

Русский мужичок посмотрел на дагестанца:

— Ты как?

Тот утвердительно кивнул в ответ. Мужичок тогда нагнулся к своей сумке, стоящей тут же, в ногах, пошарил и вытащил бутылку водки.

Дагестанец выпрямился и подвинул стакан. Налитая в него прозрачная, будто вода жидкость заплескалась от тряски. Лейтенант с явным интересом покосился на стол.

— По сто грамм будете? — подмигнул ему дагестанец.

Лейтенант подсел ближе и поспешно подставил свою чашку. Когда

мужичок наполнил её на четверть, он быстро схватил её и, зажав в ладони, поднял на уровень глаз.

— Ну что, мужики, за знакомство, — сказал он просто. — Меня Алексеем зовут.

— Сергей — улыбнулся светловолосый.

— Ахмед, — протянул руку дагестанец.

Трое случайных попутчиков чокнулись и резко опрокинули водку внутрь. Лейтенант проглотил залпом, привычно, не поморщившись. Сергей же с шумом выдохнул и тряхнул головой.

— Хорошая водка, — с натугой улыбнулся он.

Выпив, все потянулись к разложенной на столике закуске: хлебу, варёным яйцам, картошке и кускам жареной курицы.

— Вы до Москвы? — старательно разжёвывая яйцо, утробным голосом спросил Алексей.

— Да. По работе оба едем, — пояснил Сергей.

— А работаете-то где, мужики?

— Да в НИИ одном в Махачкале.

Алексей посмотрел на них уважительно.

— В НИИ? Учёные, значит, — протянул он и спросил вновь. — Так я это, узнать у вас хотел: правда, что ли, тут ездить опасно? Говорят, поезда грабят…

— Правда, — ответил Ахмед, понизив голос. — И на станциях грабят, и в поле.

— То есть как в поле? — недоумённо поднял глаза офицер.

— Ну как, очень просто. Люди из окрестных сёл выходят, кладут на пути бревно или просто стрелки на семафоре разведут. Поезд хочешь — не хочешь, а остановится. Вот его и потрошат дочиста, — живо пояснил Сергей и прибавил, усмехнувшись невесело. — А ты, я смотрю, не знаешь ничего.

— Откуда ж мне знать? Газет не читаю, телек тоже не смотрю. Всё некогда, служба, — пояснил военный и прибавил с улыбкой. — Командование мне об оперативной обстановке не докладывает.

Сергей тоже улыбнулся в ответ.

— А дальше-то чего? — продолжал допытываться лейтенант и тут же пояснил торопливо, — Я поезда имею в виду.

— Чего? Заходят чеченцы с автоматами и говорят: с каждого вагона столько-то миллионов. Нет денег? Пусть женщины золото снимают. А-то убьём всех, говорят.

— А если товарный состав проходит, то вагоны открывают, мешки выносят и контейнеры сгружают. Всё выгребают, подчистую. КамАЗами добро себе в сёла везут, — прибавил Ахмед.