Энн в отчаянии бросила взгляд на часы, висевшие в кухне. На то, чтобы отделаться от Рубена, у нее оставался всего час.

— Уже поздно, Рубен, — сделала она последнюю отчаянную попытку.

— Вот именно, и чашечка кофе была бы очень кстати.

Поняв, что спорить бесполезно, Энн тяжело вздохнула. В этом весь Рубен. Слышит и видит только тогда, когда это ему удобно. Во всех остальных случаях он глух и слеп. Потому-то и появилось отчуждение между ними. Рубен был полностью поглощен своими делами, а Энн чувствовала себя совсем заброшенной и одинокой. Она пыталась поговорить с ним об этом, но он не пожелал ничего слушать — точно так же, как сейчас.

Энн устало поставила чайник на плиту. Кофе она до сих пор варила так, как научил ее Рубен, — на латиноамериканский манер. Напиток получался гораздо крепче и насыщеннее, чем приготовленный по-североамерикански. От некоторых привычек и впрямь нелегко отделаться, мрачно усмехнулась про себя Энн.

— Кстати, хоть ты и находишь свой дом уютным, можно его все же усовершенствовать, — ворвался в мысли Энн по-прежнему бесстрастный голос Рубена. — И вообще, для женщины с твоим положением тебе подобает что-нибудь поприличнее. Я найму тебе домоправительницу. Шофера. Телохранителей.

— Зачем мне телохранители, скажи на милость? — Энн даже не обернулась. — Шофер мне тоже не требуется. А что до домоправительницы, то я, хоть и небогата, зато отличная хозяйка. В этом доме ты не найдешь и пылинки, как ни старайся.

— Я просто хочу облегчить тебе жизнь.

— Облегчить мне жизнь может только развод. А домоправительница будет лишь мешать.

— Не думай о деньгах…

— Да я о них и не думаю, — перебила Энн, стиснув в руках старенькую кофейную турку. Она думала только о Стивене, сейчас ее больше всего волновала угроза, которой она невольно его подвергла. — Ты не можешь больше распоряжаться моей жизнью.

— Я серьезно озабочен проблемой твоей безопасности.

И тут снова зазвонил телефон. Энн напряглась так, что заболели плечи. Она кожей чувствовала: что-то не так. Ей не хотелось отвечать на звонок, но и не реагировать на него она тоже не могла.

— Пусть себе звонит, — сказал Рубен, словно прочитав ее мысли. — Нас он не касается.

Даже с расстояния Энн чувствовала его, ощущала аромат его туалетной воды. Густой, пьянящий запах, напоминавший ей о Суэньо. Этот запах рождал видения: Рубен, обнаженный, распростертый на шелковых простынях в его огромной спальне, золотисто-бронзовая кожа, мощные мускулы. Он был сложен, как языческий бог. И умел любить под стать эллинскому божеству.

Она боготворила мужа, а потом он рухнул со своего пьедестала, как это часто случалось с древними богами. И все стало совсем не так, а она осталась беззащитной перед интригами его родных и приближенных.

Телефон снова зазвонил. Четыре звонка. Пять. Энн бросилась было к аппарату, но Рубен остановил ее, положив руки ей на плечи.

— Ну его. Лучше послушай, что я тебе скажу.

— Не хочу.

— Придется. Ты заставила меня ждать целых три года, так что можешь уделить мне хотя бы пять минут своего драгоценного времени.

Но Энн сейчас была в состоянии слышать лишь телефонный звонок. Шесть, семь, восемь…

— Пожалуйста, Рубен, я тебя умоляю!

— Нет.

Энн закрыла глаза, затаив дыхание. Восемь, девять. Телефон перестал звонить. Сердце Энн затопила боль. Она живо представила себе будущее: не здесь, а на далеком острове, где царит буйная тропическая растительность и, казалось, весь воздух пропитан сладострастием.

— Я не твоя рабыня, и тебе не удастся снова заточить меня в темницу! — в ярости вскричала Энн.

Ее гнев был направлен не только на Рубена, но на всю его семью, их дурацкие средневековые обычаи, которые в любом нормальном обществе показались бы просто дикими. Однако и на него самого — за его близорукость, за неумение понять любимого человека.

— Мой дом не был для тебя тюрьмой! — Наконец-то Рубен тоже был задет.

— Такое уж у меня создалось впечатление. Ты просто бросил меня там, заточил, как в гареме.

— Послушай, ты же не дурочка. Ты должна была понимать, что у меня есть обязательства…

— Перед кем? В первую очередь у тебя были обязательства передо мной — ты же взял меня в жены! Я хотела быть с тобой рядом.

— Но ты и была со мной. Я же приходил к тебе почти каждую ночь, не считая тех случаев, когда мне приходилось отлучаться из дому по делам — нефтяным, банковским, кофейным… — Рубен сделал глубокий вдох, его самообладание было явно поколеблено. Он прижал пальцы к вискам и стиснул зубы. — Что бы ты ни думала насчет Суэньо, я не могу рисковать твоей безопасностью в нынешней ситуации. Ты же понимаешь, как сейчас все сложно. Стоит кому-нибудь доискаться, что ты моя жена и стоишь миллионы… — Рубен на мгновение замолчал, и Энн похолодела. — К тебе же толпами начнет стекаться народ, в том числе и весьма опасный.

— Никто ведь не знает, что я твоя жена!

— Теперь узнают.

В голосе Рубена звучала твердая решимость, от которой у Энн по спине побежали мурашки. Теперь все узнают — уж он позаботится о том, чтобы было известно: она принадлежит ему. Так что кто-нибудь вроде Уилла пусть и не вздумает в нее влюбиться. Рубен наверняка добьется того, чтобы она осталась одна в башне слоновой кости.

— Ты хочешь сделать меня узницей в собственном доме!

— Такова плата за богатство. — Глаза Энн наполнились слезами, и она отвернулась. — Но дело не только в этом. Твоих родителей убили экстремисты, — чуть мягче продолжил Рубен. — Тебе лучше, чем кому бы то ни было, известно, что мир полон опасностей.

— Именно поэтому я и решила, что теперь буду жить без страха.

Покинув Суэньо, Энн навсегда покончила с миром экзотики и безрассудной любовью к приключениям. Больше никаких рискованных путешествий, мечтаний о дальних неизведанных краях. Ее родители были непоседами, их это погубило, а ее сделало сиротой. Со Стивеном такого никогда не случится, поклялась себе Энн.

— И не стану менять своего решения ради твоего душевного спокойствия, — отрезала она, отгоняя волны ужаса, испытанного ею, когда она узнала о гибели родителей.

Потом ее отправили в Массачусетс к тете Эффи — самой удивительной женщине на свете. Энн по гроб жизни останется благодарна тетке за ее любовь и заботу.

Она скорее почувствовала, чем услышала, что Рубен подошел и встал у нее за спиной. Он всегда двигался легко и бесшумно, как огромная кошка — красивая, но, увы, смертельно опасная.

— А я не допущу, чтобы с твоей головы упал хоть один волос, — тихонько шепнул Рубен и, протянув руки, прижал Энн к себе. Та напряженно выпрямилась, а он прильнул губами к ее шее.

Его губы нежно коснулись ее кожи, и это было самым восхитительным ощущением в мире. По телу Энн пробежала сладостная дрожь, разливая волны жара. Господи, какой ужас: одно прикосновение, и она уже готова растаять! Слезы жгли глаза Энн. Она мучительно боролась с желанием ощутить его руки на своей груди, животе, бедрах. Рубен, между тем, стал неторопливо вынимать из ее прически перламутровые шпильки. Распустив волосы Энн, он провел по ним пальцами.