– Какое отношение… – начала Сара.

– Не знаю. Но как-то все это странно…

Угасавшая на фоне темневшего окна тень Алкина поднялась, Сара услышала шаги, особенно гулкие в полумраке, щелкнул выключатель, и комната осветилась неярким светом висевшей под потолком лампы в сферическом бумажном (так казалось) цветном абажуре. Странное очарование игры вечерних теней исчезло, но возникло и осталось иное очарование, будто из обычного английского интерьера Сара переместилась в призрачный японский домик – почему-то этому впечатлению не мешали ни классический английский стол, ни столь же английские по своему происхождению стулья и секретер. Абажур создал собственное пространство и внушил ощущение инакости, Сара почувствовала это очень сильно и поняла, что именно такое ощущение было ей сейчас нужно.

Алкин сел за стол напротив Сары и задумчиво почесал переносицу.

– Даже не знаю, как начать, – признался он. – Никогда не пытался сложить все аргументы в одну корзину. Знаете, Сара, я боялся. Боялся, что не поймут. То есть… Не так. Поймут, но не примут… Сара, – произнес Алкин и к чему-то прислушался. – Сара, – повторил он, и она поняла, что прислушивался он к звуку ее имени, что-то в нем неожиданно обнаружив, – вы ведь, как все, уверены, что физика – это непременно приборы, амперметры-вольтметры, большие ускорители, огромные антенны, реакторы, телескопы, и чем дальше, тем все это становится больше… Физика – это то, что можно пощупать, даже если речь идет об экспериментах с элементарными частицами. Чем меньше частицы, которые мы хотим обнаружить, тем больше и мощнее железяка, которую нужно для этого построить.

– Железяка? – переспросила Сара, слово было ей не знакомо.

– Простите, – улыбнулся Алкин. – Это по-русски. Аппаратура, в общем. Грубая материя. Это впечатляет. Об этом говорят: «Наука умеет много гитик». Это тоже по-русски, да. Не знаю, как справился переводчик, когда переводил рассказ Чехова, но как-то, наверно справился. Неважно. Я хочу сказать: гигантизм в современной физике говорит о том, что мы дошли до предела. Экспериментальная наука, такая, какой мы ее знаем, кончается. Об этом много написано. Вы читали Хоргана? «Конец науки». И это так. Конец. Значит – начало…

– Пожалуй, – прервал себя Алкин, – я не с того начал. Сара, вы верите в инопланетян?

– Нет, – ответила Сара, не задумываясь и даже не удивившись вопросу. В инопланетян она не верила, никогда не видела НЛО, а если по телевизору показывали фильмы о пришельцах, поражалась тому, как примитивно для якобы сверхразумной цивилизации ведут себя инопланетяне, похищая людей, проводя над ними опыты, появляясь в неожиданных местах, ясно себя показывая и, в то же время, утверждая, что ни о каких контактах не может быть и речи…

– Отлично! – обрадовался Алкин. – Видите ли, два года назад я сделал работу… Вы знаете, что такое антропный принцип?

«Господи, – подумала Сара, – если он будет перескакивать с темы на тему, я запутаюсь окончательно». Может, он на самом деле не так умен, каким показался? Если человек не способен внятно рассказать о своей собственной работе и жизни…

– Нет, – повторила Сара, и Алкин внимательно посмотрел ей в глаза. Понял, о чем она подумала?

– Если вам кажется, – грустно произнес он, – что я перескакиваю с темы на тему, то это не так. Сейчас поймете. Так вот, антропный принцип… Почему – вот вопрос – наша Вселенная такая, какая есть? Именно с такими мировыми постоянными, именно с такими атомами, с такими законами природы? Могла бы постоянная Планка оказаться иной, верно? Почему же – такая? Да потому, что иначе нас не было бы. Жизнь на Земле не могла бы возникнуть. Во вселенной с другими законами жизнь, подобная нашей, была бы невозможна.

– Я знаю! – воскликнула Сара. – Видела или читала, не помню. Жизнь – такая редкая штука, что случайно появиться никак не могла. Значит, жизнь создал Бог, верно? Согласитесь, Алекс, что-то в этом есть.

– Ничего в этом нет! – Алкин взмахнул руками, будто птица, и, похоже, застеснявшись своего порыва, сложил руки на груди. – Но почему-то наша Вселенная действительно оказалась такой, какая есть. И если Вселенная единственная, то действительно очень трудно принять, что такой, как нам нужно, она оказалась совершенно случайно. Вы знаете, сколько и каких разных условий должно было сложиться, чтобы на Земле возник человек? Это была моя дипломная работа – подсчитать число условий. Сто двадцать восемь, и наверняка я не смог учесть все. Если бы постоянная Планка оказалась на пару процентов меньше, нас не было бы. Если бы гравитационная постоянная оказалась на пару процентов больше или меньше, нас бы не было. Если бы пространство имело не три, а любое другое число измерений, нас бы не было. Если бы масса электрона была иной, нас не было бы. Если бы Солнце в Галактике располагалось чуть ближе к центру или чуть дальше, нас бы не было. Если бы… Ну, что я буду перечислять, Сара! Сто двадцать восемь условий, и все важнейшие, включая, к примеру, нашу Луну – если бы не было Луны, то не было бы и нас, а ведь образование Луны, как сейчас считается, процесс совершенно случайный! Столкновение Земли с астероидом нужной массы могло произойти, а могло и нет…

– Есть несколько формулировок антропного принципа, – продолжал Алкин после небольшой паузы. – Самую первую предложил советский философ Идлис. Знаете, когда это было? Полвека назад. Сейчас этот принцип называют слабым: Вселенная такова, потому что, будь она другой, наблюдать ее было бы некому. Есть еще сильный антропный принцип: Вселенная такова, чтобы в ней мог появиться человеческий разум. С момента Большого взрыва все – без исключения! – процессы во Вселенной протекали таким образом, чтобы на Земле могло возникнуть человечество. Даже динозавров убил метеорит, потому что, останься на Земле динозавры, человек не стал бы царем природы. И ледниковый период закончился вовремя: продлись он еще пару тысячелетий, и человек, не умевший защитить себя от холода, вымер бы, как многие другие животные. Те же мамонты, например. А я предложил абсолютный антропный принцип. Тринадцать миллиардов лет Вселенная поддерживала условия нашего выживания. Она и сейчас эти условия поддерживает, расширяясь именно с такой скоростью и таким ускорением, какие нужны, чтобы на Земле сохранялись комфортные для нашей жизни условия. Вселенная такова, да. Она, если говорить по-русски, «заточена» под нас. Не смогу перевести это слово, ну да неважно, вы поняли, верно?

Но если верен абсолютный антропный принцип, получаются два вывода. Первый: во Вселенной существует только один разум – наш. И второй: если Вселенная всегда была именно такой, какая нужна для нашего выживания, то, значит, и в будущем она, Вселенная, будет ограждать человечество от всего, что может нас погубить. Без нас, людей, Вселенная существовать не может. Это абсолютный антропный принцип…

– И значит, – подхватила Сара, – без Бога не обойтись, вы это хотите сказать? Бог следит за своими детьми и убирает камни с их дороги.

– При чем здесь Бог? – не на шутку рассердился Алкин. – Ох, простите, Сара… Я не богослов, я даже не философ, я физик. Я математику использовал, а не Библию. Как объяснить в двух словах, чтобы было понятно… Вселенную можно описать волновой функцией – это и без меня известно, об этом писал Хэмлин семьдесят лет назад. Вселенная подчиняется квантовым законам – это, по сути, одна огромная квантовая система, понимаете? А квантовые системы – помните? – бывают двух типов: фермионы и бозоны. Так вот, наша Вселенная – фермион. Мне это не пришло в голову, когда я занимался антропным принципом. Я шел от космологии, а Хэмлин – от квантовой физики. Он сказал, что Вселенная – фермион, и, по сути, одним этим словом описал всю мою работу, все мои выводы. Вот почему меня так поразила его статья! Вселенная – фермион. И что же? В ней не могут существовать системы, которые находятся в одном квантовом состоянии. Звезды светят за счет синтеза атомов и не иначе. Планеты образуются из газо-пылевых облаков и не иначе. И так далее. Одна истина, одна правда. И разум возможен только один. Существование иного разума в нашей Вселенной запрещено квантовыми законами. Вот что на самом деле доказал Хэмлин. Разум на Земле – именно и только на Земле! – должен был возникнуть, возник и будет теперь существовать, пока существует Вселенная. Точка. Даже если случится атомная война, человечество выживет и выйдет в большой космос. Даже если упадет гигантский астероид (а он не упадет, будьте уверены, это противоречило бы абсолютному антропному принципу – такому же закону природы, как закон тяготения!), все равно мы выживем и выйдем в космос. Понимаете?