Чернокожая девушка согласно кивает и убегает к своим знакомым, которые что-то весело обсуждают неподалёку. А я неторопливо бреду сквозь ликующую толпу, то и дело ловя благодарные взгляды, тёплые улыбки и слова поздравлений.

«Счастливого Рождества, сэр!»

«Благослови вас бог, Егерь!»

«Спасибо за всё!»

Принимаю эти знаки внимания с вежливой улыбкой, стараясь подавить неловкость. До сих пор не привык к подобной реакции. Пускай в своих поступках я руководствуюсь принципами, а не расчётом на благодарность, и всё же чувствовать искреннюю признательность людей чертовски приятно.

Пробравшись сквозь веселящуюся толпу, оказываюсь у дальнего костра, возле которого греют озябшие руки парочка Штурмовиков. До меня долетают обрывки их разговора:

— Говорю тебе, Ник, в следующий раз мы их по стенке размажем! Грёбаные кселари пожалеют, что вообще сунулись к нам! — один из солдат, лихо посверкивая глазом, хлопает товарища по плечу.

— Знаю, братишка, знаю, — вторит ему Кобальт.

Понизив голос, он добавляет:

— Но всё равно жутко, сколько наших полегло в этой битве. Дэна вот угораздило…

На миг над костром повисает скорбное молчание.

— Надеюсь, старик Конрад и Егерь знают, что делают, — меланхолично завершает Базальт.

Я тоже на это надеюсь.

Бреду дальше, то и дело ловя краем уха похожие разговоры. Смесь грусти и облегчения, боль вперемешку с надеждой.

Главное, везде я слышу надежду, что когда-нибудь этот ад закончится. Что мы обязательно победим и вернём себе право на нормальную, мирную жизнь. Без страха и смерти, без нависшей над всеми нами тени проклятого Сопряжения.

Внезапно натыкаюсь взглядом на пару, уединившуюся в тени старого дуба на краю площади. Знакомый мне мужчина, прокурор Бекшно, опирается спиной о шершавый ствол, а девушка мягко гладит его по щеке, нашёптывая что-то утешающее.

Мужчина утыкается лицом ей в макушку, вдыхая запах волос, а плечи девушки мелко вздрагивают от беззвучных рыданий. Отворачиваюсь, не желая смущать их своим вниманием. То, что разворачивается сейчас между этими двумя — слишком интимно и хрупко, чтобы вторгаться туда посторонним.

Да, порой даже посреди праздника и всеобщего ликования люди нуждаются в уединении, чтобы в полной мере ощутить и разделить с кем-то свою скорбь, страхи и надежды. Чтобы излить друг другу душу без утайки. Ведь боль и радость идут рука об руку, две стороны одной медали.

С этими мыслями я останавливаюсь у ствола поваленного дерева чуть поодаль от гуляющей толпы и, сев на него верхом, окидываю взглядом собравшихся. Вот они — мой народ, моя ответственность. Израненные, измученные, но не сломленные. Всё ещё способные радоваться малому и надеяться на лучшее.

Наблюдая за людьми, которые поют, смеются и обнимаются сегодня, я вдруг с удивительной ясностью понимаю — оно того стоило. Каждая капля пролитой крови, каждая принесённая жертва. Каждая проклятая секунда, проведённая в сражениях, в шаге от смерти, в ожидании конца. Потому что все мы боролись за право на такие вот моменты единения и счастья. За возможность, пусть даже всего на один вечер, просто побыть людьми. Ощутить вкус жизни со всей её сладостью и горечью.

Простой парень из Ново-Архангельска не планировал становиться лидером общины. Не планировал вести за собой людей. Играть роль лидера и защитника. Жизнь его не спрашивала. Адаптируйся или умри. Что ж, я адаптировался и не планирую умирать.

Я буду драться за своих и за всё это и впредь. До последнего вздоха, до последнего удара сердца. Чтобы мои люди могли вновь и вновь обретать друг друга. Петь, танцевать, любить.

Быть живыми.

Быть свободными.

* * *

В просторном зале штаба, освещённого мерцающими свечами — искусственный свет слишком бьёт по глазам, собрались самые близкие друзья и соратники. Тай, Гидеон, Девора, Шерхан, Эрис, Соловей, Акна, Драгана и Ваалис. Все они сидят за длинным длинным столом, уставленным немудрёной снедью и выпивкой. Эстер, бабушка Ребекки, активно выставляет всё новые и новые домашние блюда.

— А вот и ковбой! — восклицает Эрис, салютуя мне кружкой. — Присаживайся, Егерь. Мы тут как раз собрались помянуть павших.

Киваю и занимаю своё место во главе стола. Драгана тут же придвиагет ко мне бокал с чем-то алкогольным и ободряюще улыбается. В её глазах пляшут отблески пламени, делая радужку похожей на расплавленное серебро.

— Ну что, друзья, — откашливаюсь я, поднимая кубок. — Не чокаясь. За тех, кого мы потеряли. За наших друзей. За Накомис, — произношу я, чувствуя, как сжимается сердце.

Эта рана всё ещё слишком свежа. Воспоминания о ней по-прежнему бередят душу.

— Без неё этот мир стал хуже. Она была мудрой и чуткой. Настоящим другом.

— И отличным стрелком, — вставляет Мэтт. — Помнишь, как она разделалась с тем Квазом и спасла меня? Я помню…

Все согласно кивают, погружаясь в воспоминания.

— За Еноха… — добавляет он, и его голос дрожит.

Ещё бы, ведь погибший был ему хорошо знаком, брат по вере. Амиш, который не пережил атаку дроккальфар на Уайтклэй.

— Он был добрейшей души человек, — бормочет Пиромант. — Никогда не держал зла на других.

— За Кухулина, — продолжает Шерхан, и все поднимают бокалы.

— Весельчак и балагур, — грустно улыбается Соловей. — Он спас меня во время штурма базы Драконов.

— Пускай от его игры на волынке выпадали коронки, — я грустно улыбаюсь, — но мне будет её не хватать.

— За Горгону, — неожиданно для всех произносит Драгана. — Она была достойным противником и твоим учителем. Её смерть — большая потеря для всех нас.

Удивлённо смотрю на дроккальфар. Не ожидал от неё подобного признания, учитывая, что они никогда не были близки.

— За Сусанина, — тихо произносит Тай. — Он был отличным лидером для своих людей и настоящим защитником.

— И за всех остальных, — подытоживает Ребекка, обводя нас мрачным взглядом. — Тех, чьих имён мы даже не знаем. Простых солдат, погибших на наших глазах. Они достойны памяти не меньше прочих.

Киваю и поднимаю кубок в безмолвном тосте. Собравшиеся следуют моему примеру. На несколько минут в комнате воцаряется скорбная тишина, нарушаемая лишь потрескиванием свечей.

Каждый из нас погружается в свои мысли и воспоминания. О былых сражениях бок о бок, о вечерах у костра, о редких минутах покоя между миссиями. О друзьях и соратниках, которых мы потеряли и которые навсегда останутся в наших сердцах.

Но постепенно траурное молчание начинает тяготить. И я решаюсь его нарушить.

— Тай, помнишь, как Нако жаловалась и ворчала, когда