— Ну, хоть что-то у нас в порядке, — обрадовался я, — веди нас к нему. Где он?

— В чулане.

— Где?! — у меня отвисла челюсть.

— Я хотел сказать, в подсобном помещении, сэр!

— Какого чёрта он там делает?! А как же большая лаборатория с пуленепробиваемыми стёклами и средствами радиационной защиты? — поинтересовался я.

— У нас её нет, — вступился за полковника Хаджет, — денег не хватило.

— Забраться в чрево вулкана хватило, а сделать камеру для стопятидесятимиллионлетних людей не хватило?

— Та к кто знал, что так получится? — удивился Хаджет.

— Разгильдяи! — закричал я.

— Президент на проводе! — закричал радист.

— Что у вас происходит?! — закричал президент.

— Всё под контролем, — замурлыкал я волшебные слова, ласково поглаживая трубку с первым человеком страны.

— Ни хрена! — чувствовалось, что президент взволнован. — Ни хрена у вас не под контролем!

— Как это? — удивился я.

— Япония ушла под воду, — шёпотом сообщил радист.

— А вы не знаете? — ехидно прошипел Джордж Буш самый младший.

— Конечно, знаю, господин президент. Япония ушла под воду, но это ожидалось, всё под контролем. Главное, что США вне опасности.

Президент начал что-то говорить об Аль-Каиде, ООН, торговых отношениях и мировой безопасности, но я, немного пошипев, удачно сымитировал помехи и положил трубку.

— Веди к пассажиру, глаза бы мои тебя не видели, — чуть не плача, приказал я Морелли.

— Нам сюда, — сказал полковник; он был расстроен не меньше моего.

Следом за нами ковылял старина Хаджет; видимо состояние вселенского похмелья не покинет его и в ближайший месяц. Пройдя в дальний угол лаборатории, мы зашли в подсобное помещение, расположенное под служебной лестницей.

— Держите беднягу как Гарри Поттера какого-то, под лестницей...

В подсобке сидел худой угрюмый парень лет двадцати немного латинской наружности, а с латиносами у нас, как известно, не церемонятся.

— Сто пятьдесят миллионов лет, а выглядит как разносчик пиццы, — почесав нос, заявил я.

— Временная аномалия, — зачем-то сказал Морелли, — он был как бы в замороженном состоянии.

— Сами разберёмся, — дёргая его за рукав, рявкнул Хаджет, — тебе, итальяшка, доверия пока нет.

— Где твоя подруга? — строго спросил я парня. Подняв свои неамериканские глаза, он посмотрел на меня как на пустое место, а потом смачно плюнул мне на тапочек.

— Вот сука! — удивился Хаджет.

— Это точно, — рассерженно вытирая тапочек о штанину Морелли, сказал я.

— Он по-американски не говорит, он же старый...

— нерешительно заявил полковник.

Испанский я, к сожалению, не знал, поэтому воспользовался эсперанто, от души залепив субъекту в ухо. Парень заорал и с размаху засадил мне ногой в пах. Задыхаясь от боли, я присел на корточки. Хаджет вырвал из кобуры кольт и направил на парня, а полковник, сноровисто прикрывая пах, спрятался у него за спиной.

— Хаджет, оставь его, — прохрипел я.

Мне было очень больно и, судя по всему, наши отношения с Талией придётся надолго завязать. Что ж... буду осваивать сёрфинг.

Растянув губы в кривой ухмылке, я, шатаясь, встал на ноги.

— Как яйца, приятель? — не убирая пистолет в кобуру, спросил Хаджет.

— Жидкообразно, — не вдаваясь в подробности, ответил я.

Подойдя к реликтовому латиносу, я попытался сделать свои глаза как можно добрее.

— Алоха, засранец! — сказал я. Парень вздрогнул и недоверчиво улыбнулся.

— Алоха! — ответил он.

Я повернулся к Морелли и величественно, словно римский цезарь, сказал:

— Привези из моего бунгало девушку по имени Талия — после моего инструктажа она проведёт допрос. Этот найдёныш знает гавайский...

Наш таинственный долгожитель действительно говорил по-гавайски и оказался не так глуп, как я себе представлял. Из пищи ему больше всего нравилась жареная рыба, которую он ел килограммами. Когда его попытались одеть, он дико заорал и стал бить в пах работников лаборатории — видимо в древности это был какой-то удар со смыслом. В итоге из всей одежды ему понравился только мой халат. Я не жадина и поэтому охотно лишился этой части своего гардероба в пользу нуждающихся.

После того как Талия наладила с субъектом контакт, я приказал научить парня английскому и пошёл лечить повреждённую во время знакомства с латиносом часть тела. Сёрфером я конечно не стал, а просто доверил лечение прекрасным гавайским девушкам, сделав из своего бунгало мини-гарем.

Через три дня меня навестил полковник Морелли. Его настойчивости не было предела: он тарабанил в дверь так, что чуть не снёс моё жилище в океан. Та к как благодаря бескорыстной помощи гавайских женщин настроение у меня было приподнятое, дверь я открыл с улыбкой.

— Привет, полковник!

— Он говорит по-английски, сэр! — вращая для важности глазами, заорал Морелли.

— За три дня? Феноменально, — из-за моей спины послышался радостный женский визг, — знаешь, полковник, научите его всем существующим языкам.

— Зачем, сэр?

— Парень станет послом мира. Выполняйте приказ!

Таким образом у меня появился целый месяц отдыха. Выпивка текла рекой, девушки вокруг меня были одна прекраснее другой, я даже начал уставать от такого обилия счастья, когда на мою дверь снова обрушились сокрушительные удары.

— Говорит, — просто сказал Морелли.

— Кто? — недоумевающее спросил я.

— Пассажир. Говорит на всех языках. Уникум. Пришло время взяться за дело. Надев рубашку и белые льняные брюки, я сел в машину полковника.

— В лабораторию, — приказал я водителю. Пассажир радовал глаз. Его откормили, подстригли, и он стал похож на человека, местами даже на молодого Антонио Бандераса. Мой халат сидел на нём просто отлично.

— Его зовут Оултер Хат, — шепнул Морелли.

— Привет, Хат, — осторожно начал я, прикрывая рукой пах.

— Привет, хозяин чудесного костюма, — улыбнулся парень.

— Я Тед из Нью-Мехико.

— А я Оултер из Анкичу.

Хорошенькие дела. Анкичу! Интересно, это планета или Галактика?

— И как у вас там? — спросил я.

— Все погибли, — парень понуро опустил голову.

— Жаль, — сказал я, — ты значит последний?

— Нет, нас было десять. У нас был план спасения и развития рода. Но наш дилокорабль потерпел аварию.