Царица Голуба порывисто обняла его, уткнувшись лицом в плечо. Ее руки тряслись, а рубаха Радосвета вмиг намокла от материнских слез.

— Уже и не чаяла… — всхлипнула она. — Мы с ног сбились, тебя разыскивая. А ты… был в Дивнозёрье, да?

Отпираться было бессмысленно, и Радосвет кивнул:

— Мам, я там кое-кого встретил. Она чудесная, просто самая лучшая на свете! Знаешь, мы…

Но мать, не дослушав, приложила палец к его губам:

— Прости, дорогой, сейчас не время для свадеб. Сегодня ночью Лютогор перешел границу. Твой отец уже созывает войска.

Царевич, как ни старался, все-таки не смог сдержать разочарованного возгласа.

Неужели это к лучшему, что Таисья осталась на Той Стороне? Пожалуй, да… Судьба решила, что лучше быть в вечной разлуке с любимой, чем привести ее прямо в объятия войны. Нет, лучше пусть живет в своем безмятежном мире. А место Радосвета, конечно, было здесь, плечом к плечу с отцом и его дружиной, с мечом в руках.

— Век смертных так недолог… — Эти слова дались царевичу с трудом: казалось, будто каждое из них было пропитано полынной отравой. — Увидимся ли мы еще когда-нибудь? Я не знаю, смогу ли жить, когда оставил сердце по ту сторону вязового дупла…

— В Дивнозёрье время идет быстрее, — мать взъерошила его светлые волосы, утешая. — Может статься, что здесь пройдет всего несколько месяцев, а она уже состарится. Но не кручинься, я попробую помочь твоему горю. Вы сможете видеться во снах — это лучше, чем ничего. Надо будет только добыть одну редкую вещицу — навье зеркало. У нас, увы, таких не делают…

— Я добуду! Даже если ради этого потребуется выпотрошить самого Лютогора! — Радосвет до хруста сжал кулаки.

Царица Голуба поцеловала сына сначала в одну щеку, потом в другую:

— Вот тебе мое материнское благословение. И запомни: если любящим сердцам суждено быть вместе, никто не разлучит их — даже сама судьба. Просто верь, что счастье еще ждет вас впереди. Только уберегись на войне, не геройствуй почем зря.

— Дай мне прядь своих волос на добрую удачу. — Радосвет украдкой вытер уголки глаз.

Время слез миновало. Ему нужно было научиться быть сильным.

Уже будучи в своих покоях, он сплел из золотистых волос царицы Голубы крепкий шнурок, продернул его сквозь дырочку и повесил на грудь счастливый Таисьин пятак. Потом надел кольчугу, опоясался мечом и вышел во двор — туда, где громко ржали ретивые кони, а молодые воины бряцали оружием, — навстречу своей судьбе.

Юному белому волчонку настало время превратиться в матерого волка.

Заклинание от страха

К ночи разыгралась буря. Дождь лил как из ведра, ветки стучали в окно. Таисья долго не могла заснуть этой ночью: всё прислушивалась к вою ветра и скрипу половиц. С каждым раскатом грома её сердце сжималось от дурного предчувствия. Казалось, что вот-вот случится что-то очень плохое…

Вдруг тёмная тень отделилась от стены и медленно направилась к её кровати. Таисья вцепилась в одеяло до боли в костяшках. Хотела закричать, но из горла не вырвалось ни звука. Она не могла вспомнить ни одного заклинания, чтобы противостоять страху. Руки и ноги налились свинцовой тяжестью, её будто бы придавило каменной плитой.

— Должно быть, я сплю, — решила Таисья. — Это очередной кошмарный сон…

Мысль оказалась спасительной. Наваждение вмиг развеялось, тёмная фигура обрела знакомые черты.

— Ох, Радосвет, это ты? — она с облегчением выдохнула.

Хотела добавить ещё «Нельзя же так пугать», но прикусила язык. Её жених наверняка не имел такого намерения. Это просто гроза. И глупое сердце, которое от любого шороха дрожит, как мышиный хвост.

— Ну а кто же ещё? — удивился Радосвет. — Обещал тебе присниться — вот, снюсь. Прости, что давно не появлялся, но государственные дела сами себя не сделают.

— Понимаю. У вас ведь война… тут не до свиданий, — Таисья наконец смогла разжать руки и выпустить одеяло.

Радосвет присел на край кровати и нахмурился.

— Что-то ты грустная какая-то. Али не рада меня видеть?

— Нет, что ты! Я очень соскучилась. Просто… мне неловко признаваться, но…

— Тебе опять снились кошмары, — догадался Радосвет.

И тут Таисью словно прорвало. Всё, что она долгое время держала в себе, выплеснулось:

— Я так боюсь за тебя, родной мой! Всё время жду дурных вестей, уже не понимаю, где сон, а где явь. Страшно, что однажды ты перестанешь приходить, а я даже не узнаю, что с тобой случилось. Когда от тебя долго нет вестей, я начинаю гадать: а вдруг мой любимый уже пал в бою? А вдруг его взяли в плен? Думаю об этом днём, а ночами такие сны снятся — врагу не пожелаешь. То не успеваю тебя спасти. То иду по полю брани, ищу тебя среди мёртвых тел. И нахожу… Может, это твоя злая сестра опять над нами потешается?

Радосвет с сомнением покачал головой.

— Нет, Ясинка обычно не возвращается туда, откуда её однажды прогнали. Но я понимаю, о чём ты говоришь. Когда я был отроком, меня она тоже донимала — пугала ночными шорохами, шумом ветра, грозой и страшными тенями за окном. Сколько раз я просыпался в холодном поту, прятался в одеяло, чтобы даже пятка наружу не высунулась, — не счесть. И даже пожаловаться никому не мог: ведь царевич должен быть смелым, чтобы другим пример подавать. Потом Ясинка ушла из дворца, а кошмары остались. Потому что, когда страхи крепко поселились в душе, их больше не нужно насылать. Они уже знают дорожку и приходят сами.

За окном сверкнуло и почти одновременно бахнуло так, что задрожали стёкла. Таисья невольно вскрикнула. Радосвет привлёк её к себе и обнял.

— Тише-тише,