найти воду очень трудно. К счастью, Дарграг основали именно там, где есть источник, а именно ручей и подземная вода, стекающая с гор.

– Что мы ищем? – спрашивает Хоб. – Эту воду нельзя пить, она здесь грязная.

Ходим вдоль ручья, вглядываясь в собственные отражения. Буг и Вардис с загадочными лицами поднимают каждый булыжник и рассматривают со всех сторон. Никто из них не знает, что мы тут делаем, но все пытаются казаться умными.

– Знаешь, почему эти камни – жёлтого цвета? – спрашиваю.

– На них песок, – отвечает Хоб.

– Это колонии железных бактерий, они берут окисленное железо из грунта и окисляют его ещё больше. Превращают двухвалентное железо, которое растворяется в воде, в трёхвалентное. Мы собираем оксиды последнего. Или ржавчину, простым языком.

Хоб хмурится и смотрит на меня так, словно я заговорил вовсе не на простом языке. Вот что значит быть человеком из цифрового века: некоторые вещи, которые ты делаешь, кажутся очень странными.

– А ищем мы, дорогой друг, лимониты.

– Это что такое? – спрашивает. – Маленькие жабы?

– Нет, это особая грязь.

Я не смогу изобрести компьютер, открыть антибиотики, даже самолёт вряд ли создам. Зато могу произвести нечто другое, не менее полезное. Сорок лет на сталелитейном и вот, я собираюсь открыть железо в этой части мира.

Прометей, несущий факел на вытянутой руке.

– А чем эта грязь особенная? – спрашивает Хоб. – Она лечебная?

– Наоборот, она вредная.

Ходим дальше, ищем нужные нам образования. В некоторых местах ручей течёт медленно и там образовываются заболоченные места, где могут быть нужные минералы

– Вот это, – указываю. – Железистый песок. Почти то, что нам нужно, но не совсем. Песок – главный враг металла при выплавке.

– Понял, – говорит Хоб.

Кивает головой, хотя явно ничего не понимает. Идём дальше, осматриваем места, где ручей меняет направление. Такие места осматриваем тщательнее всего.

– Вот тут есть железная плёнка, – говорю. – Но её совсем мало.

Проходим ещё немного и находим грязь нужного цвета. Обычный человек никогда не обратит на неё внимания, а мой глаз тут же цепляет ценную породу.

– Смотри, – говорю. – Вот это лимонит.

Куски земли желтоватого цвета.

– Я так и знал, – говорит Хоб.

– Много лимонита, – говорю. – А вот эти синие точки – вивианит, фосфат железа. Это негативная добавка, но мы её отделим после пережигания.

Буг и Вардис на этот раз с видом учёных рассматривают куски земли в моих руках. Не хватает только белых халатов и очков на носу.

В несколько рейсов спускаем куски лимонита вниз и складываем у подножия горы. Площадка на возвышенности, которую мы изначально облюбовали как место для тренировок, теперь превращается в место для выплавки.

Не хочется, чтобы деревенские видели, чем мы тут занимаемся. Ещё гляди, запретят приходить и играть с огнём. Трудно быть в теле тринадцатилетнего ребёнка.

– Теперь идём копать глину, – говорю.

Это задача оказалась легче, чем я думал. Глина у склона гор залегает близко к поверхности, в итоге и с лимонитом, и с глиной мы управились до вечера и даже успели из неё слепить две печи и несколько горшков.

На следующий день из хитиновых остатков мёртвых скорпионов сварганили меха для поддува воздуха. Дырявые, неудобные, зато рабочие.

– А теперь самое сложное, – говорю. – Производство угля. В теории нам бы пригодилась реторта, но мы не сможем её сделать, придётся строить томильную печь.

Весь следующий месяц придётся томить дрова в печи, чтобы превратить в древесный уголь – он даёт больше тепла и меньше воды.

А пока займёмся другими вещами.

Глава 11

Иду по деревне и вижу улыбки, направленные в мою сторону. Похоже, слух о том, что я с ребятами избили Ройса, распространился среди жителей. Теперь главный задира всея Дарграг унижен и посрамлён. С моей подачи каждому подростку жить стало чуточку легче.

Прохожу мимо девушки с длинными чёрными волосами и мгновенно замираю. Какая красота.

Аделари, кажется.

За несколько недель в деревне успел запомнить почти каждого из пятисот жителей. Не так уж и трудно, если встречаешь их каждый день.

Смотрю на девушку, она на меня. Гладкая, красивая кожа, узкое лицо. А фигура... Всегда любил стройных девушек: есть что-то притягательное в спортивной подвижности. Ей что-то около двадцати, а мне в данный момент тринадцать. Со стороны, должно быть, странно выглядит: малолетний воздыхатель заглядывается на женщину сильно старше.

Но это лишь внешне. Внутри я старик.

Иду дальше, стараюсь выкинуть из головы неземную красоту. Этот образ долго не забудется.

Подхожу к дому с двумя флюгерами на крыше. Один в виде стрелы, другой в виде щита. На пороге сидит одноногий старик и медным ножом вырезает что-то из дерева. На вид флейта или что-то похожее, никогда не разбирался в музыкальных инструментах.

– Гаспар, – говорю. – Можно с тобой побеседовать?

– Конечно, можно, – отвечает. – Я никуда не тороплюсь.

– Что делаешь?

– Да вот, свистульку.

– Любишь играть? – спрашиваю.

– Бывает. Не хочу хвастаться, но я могу сыграть такую грустную мелодию, что у тебя слёзы польются.

Старомодные наушники на голове и глубокий голос уборщика: «Никто из нас не старик».

– Верю, – говорю. – Не так давно я узнал всю силу музыки.

Кивает.

– Музыка, – говорит, – самое лучшее изобретение человечества.

– С этим я спорить не буду, но я вот по какому вопросу. Говорят, ты самый умелый боец в этой деревне.

Гаспар засмеялся, искренне, без ехидства. Приподнимает правую ногу, от которой остался лишь обрубок чуть ниже колена.

– Разве так выглядит самый умелый боец в деревне?

– Я же не сказал, самый сильный боец в данный момент, – говорю. – А самый умелый вообще.

Гаспар щурится, подносит флейту к губам и издаёт высокий, протяжный свист.

– Говорят, что ты в молодости мог уложить копьём сразу десятерых.

Последнее я сильно приукрасил, чтобы пощекотать самолюбие старика. В деревне и правда говорили, что Гаспар самый крутой из бойцов и стоил сразу троих Фаргаровцев.

– Может и так, – говорит.

– Можешь научить меня сражаться? – спрашиваю.

– Зачем это?

– Хочу иметь навыки, чтобы защитить деревню и свою семью.

– Юн ты ещё. У нас обращению с луком начинают учиться, когда борода покажется, а ты... в тебе и