почти не видно, пришлось догонять и оставаться с ним в прямой видимости. Но не всегда, а лишь изредка, чтобы он не обернулся и не увидел трёх героев, решивших отправиться на войну.

Снова много часов блужданий. Ели прямо в дороге, чтобы не отстать.

Далеко же забрались гумендовцы, чтобы похитить двоих детей.

Фаргар гораздо ближе, но там придётся драться, а у нас деревня мирная.

Вскоре отец сильно замедлился и преследование оказалось совсем лёгким. Мы шли полусидя и прятались за каждым деревом или прижимались к земле, если подходили слишком близко.

– Ого, это Гуменд, – говорит Хоб.

Перед нами располагается деревня, больше похожая на свалку: покосившиеся дома с проломленными крышами, где-то шалаши из шкур, где-то одни голые каркасы.

Если можно разделить деревни по уровню, то наш Дарграг по сравнению с этими трущобами – элитное поселение для богатых.

Приближаемся ближе и видим кучки людей, разбросанных тут и там. Все голые, измалёванные в красках и татуировках, многие не прикрывают даже промежности. Никого из них не заботит внешнее благополучие. Любой мусор они просто выбрасывают за пределы деревни, не заморачиваясь с утилизацией. Из-за этого уже на подходе нам попадаются осколки глиняных горшков, тряпки, обрывки шкур, деревянные и каменные обломки.

А запах... аромат гниения с лёгкими нотками подбродивших ягод.

– Чей это череп? – спрашивает Буг.

Перед ним лежат обглоданные останки.

– Я такой раньше не встречал.

– Это человеческий, – говорю.

Ему внезапно стало плохо, он отошёл к дереву и его вытошнило. Хоб побледнел.

– Соберитесь, нам нужно подойти поближе.

Мы спрятались позади небольшого холма, между двумя пышными кустами с чёрными ягодами, где можно долгое время оставаться незамеченными. Отец ушёл влево, чтобы обойти деревню с другой стороны.

– Их не так уж и много, – говорит Хоб. – Человек сто пятьдесят.

– Если не меньше, – отвечает Буг.

Деревня перед нами и правда маленькая, не чета нашей. Соберись мы вместе, могли бы её одолеть.

Повсюду в Гуменде виднеются кости гигантских животных, некоторые из них настолько большие, что одной грудной клетки достаточно для целого дома. Покрой её шкурами – готовая постройка.

Сидим в засаде, ждём чего угодно.

Ни Вардиса, ни Лиры нигде не видно.

Гумендовцы ходят по улицам и постоянно друг с другом дерутся. Нет такого, чтобы два жителя прошли мимо друг друга. Один обязательно толкнёт другого. Если один несёт предмет, другой попытается его забрать.

Один из мужчин испражняется прямо посреди деревни. Другой бьёт его ногой по спине, и тот падает на бок.

Чуть в стороне сношаются мужчина и женщина. Пищат и хрюкают во время процесса. Закончив, мужчина долго и упорно её избивает.

– Настоящие варвары, – говорю.

Буг и Хоб согласно кивают.

Немногочисленные дети такие же раскрашенные, как взрослые. Они ходят по деревне одной большой кучкой и периодически нападают на одинокого взрослого, чтобы повалить и избить. Иногда получают палкой по спине от других.

Продолжаем сидеть в засаде, пока не наступает вечер.

Глава 16

Вечером выносят Лиру и Вардиса. Связанных, с кляпом во рту. Те брыкаются, пытаются вырваться, но несколько рук держат их очень крепко. Среди тех, кто их несёт, я узнаю и похитителя с его красными узорами.

Следом за ними вытаскивают ещё троих неизвестных детей – от пяти до десяти лет – и светловолосых мужчину с женщиной.

Семь узников.

Жертв проносят сквозь деревню, мимо каменного возвышения в центре, и запирают в двух клетках чуть в отдалении. Детей в одну, взрослых в другую.

С нашей точки не разобрать, как выглядят Вардис и Лира, но, похоже, их неплохо избили. У каждого на льняной рубахе – кровавые пятна.

Пятеро беззащитных детей в окружении десятков злобных варваров. Они прижались в своей клетке друг к другу и трясутся как листья на ветру.

Солнце окончательно зашло, теперь всё происходящее освещают многочисленные факелы.

– Как мы будем их освобождать? – спрашивает Буг.

У брата снова слёзы начинают наворачиваться. Хоб достаёт кремниевый наконечник и уже готов пускать его в ход.

– Подождём, – говорю.

Несколько уродливых гумендовцев выносят барабаны и начинают в них стучать без какого-либо ритма, каждый из них задаёт собственную частоту. Воздух наполняется бессмысленной музыкой. Некоторые пускаются в такой же уродливый пляс, выбрасывая руки и ноги в случайном направлении, подпрыгивают, падают на землю и катаются, будто стряхивают невидимый огонь.

Какой-то особенно уродливый старик взбирается на каменное возвышение и начинает танцевать: кружится вокруг своей оси, подняв руки вверх. Иногда пристукивает ногами, но из-за ревматизма или артрита, делает это очень медленно и неуклюже.

Следом подключается песня. Гумендовцы завывают гортанными звуками и их голоса сливаются в зловещий хор. Они продолжают танцевать и во время танцев бьют друг друга.

– А-у-а-у-а! – кричит самый крепкий гумендовец и, продолжая приплясывать, приближается к клетке со светловолосым мужчиной, держа в руке костяной нож.

Он перерезает путы пленника и тащит его к каменному возвышению в центре деревни.

Жертву привязывают к кольцу в середине камня и только в этот момент я понимаю, что камень выглядит как чаша, с краями слегка приподнятыми над центром.

Крупный гумендовец подходит к мужчине сзади и вонзает ему нож между лопаток.

Жертва дико кричит и это веселит окружающих. Они начинают петь громче и в этот момент каждая татуировка на их теле начинает светиться. Теперь в полумраке двигаются светящиеся люди, как на фосфорной вечеринке.

– Что происходит? – в удивлении спрашивает Хоб.

А я не могу ответить, сам не понимаю.

Мужчина с ножом в спине продолжает кричать, когда гумендовец берёт второй нож, подходит к нему снова и вонзает его в бок. Теперь две рукояти торчат из бедной жертвы.

На этом процесс не останавливается. Один за одним гумендовец подходит и вонзает ножи в жертву, даже когда мужчина перестаёт шевелиться и подавать признаки жизни. Теперь он лежит на боку и его светлые волосы полностью покрыты кровью.

– Этих варваров нужно уничтожить, – говорю. – Полностью стереть их деревню, чтобы не осталось даже упоминания.

Хоб и Буг согласно кивают. В ночи их бледная кожа почти светится.

Из умершего мужчины на каменном возвышении продолжает вытекать кровь. Её становится так много, что она полностью заполняет чашу, начинает сливаться в низ. Сам мужчина полностью скрывается в ней, как в кровавом бассейне.

Татуировки светятся всё ярче, почти ослепляют.

В какой-то момент кровь в чаше начинает пучиться вверх, вздыматься, словно кровавый