Павел пробыл в Москве чуть больше месяца и третьего мая вместе с императрицей, сыновьями Александром и Константином отправился в путешествие по западным областям России, после чего в начале июня возвратился в Петербург.

Из прежнего, екатерининского, окружения Павел оставил при дворе воспитательницу своих шести дочерей баронессу Шарлотту Карловну Ливен, которая при коронации получила титул графини, также император оставил при дворе Платона Зубова, И. А. Остермана, А. А. Безбородко, почти немедленно отказав от двора Е. Р. Дашковой, Орловым, Ф. Барятинскому и всем тем из участников переворота 1762 года, кто был еще жив. Екатерина Романовна Дашкова, возглавлявшая Российскую академию наук и Санкт-Петербургскую академию, была выслана в свое северное имение, а затем в подмосковную деревню Троицкое. На смену главным действующим лицам предыдущего царствования пришли друзья Павла, преимущественно из его гатчинского окружения: А. А. Аракчеев, Ф. В. Ростопчин, П. А. фон дер Пален, С. И. Плещеев, П. X. Обольянинов, И. П. Кутайсов, П. В. Лопухин, Г. Г. Кушелев, братья Александр Борисович и Алексей Борисович Куракины и другие. Платон Зубов, последний фаворит Екатерины, лишь внешне был «прощен» императором, получившим в свое время немало унижений от временщика. Павел, выселив его из дворца, где его апартамены занял Аракчеев, тем не менее купил ему роскошный особняк. Однако Зубов, перед которым ранее трепетали и раболепствовали придворные, теперь, по воспоминаниям очевидцев, жил в полном одиночестве, «смятении и унынии», его канцелярия была опечатана, а сам он в феврале получил разрешение выехать за границу, что и исполнил.

Отнюдь не либеральными настроениями нового императора объясняются его распоряжения о возвращении из ссылки А. Н. Радищева, освобождении Н. И. Новикова, Т. Костюшко и других поляков, все это делалось из желания действовать во всем наперекор политике матери. Именно этими красками было расцвечено все правление Павла, когда, по словам В. И. Ключевского, «самые лучшие по идее предприятия испорчены были положенной на них печатью личной вражды».

В первые дни царствования Павла произошли серьезные перемены в военном ведомстве. «Гвардия в чинах уничтожена, – писал петербургский житель в частном письме, – гвардии капитаны в отставку выпускаемы будут армии майорами… будут мундиры гвардии переменены на вид прусский, и сказывают, все войско по прежнему обмундированию будет в длинные стриженые волосы. У гвардии офицеров виски обрезаны и косы привязаны к затылку поплотнее… Гвардии офицерам не ездить в шесть и четыре лошади, а парою, да и то в санях. Тоже приметно, что все гвардейские офицеры, не доезжая дворца, выходят из карет и шествуют пешком ко дворцу… Кавалергардам всем позволена отставка в армейские полки и в статскую службу, и на лицо их будет из дворян набрано 800 человек унтер-офицеров; учить будет Его Величество артикулу и екзерциции. Его же Величество каждый день бывает при разводе со своим батальоном и гвардией и со всяким офицером очень ласково обходится и жалует отличных… крестами, и к народу очень ласков». Тот же наблюдатель сообщал об изменении облика столицы: «В городе же с 10 часов вечера ночь должна быть, и чтоб в публичных собраниях разъезжались и нигде не были компании. А ночью ходящие откликаются часовым своим именем и чином…»

Правление Павла Первого, продолжавшееся неполные пять лет, одни историки называли «непросвещенным абсолютизмом» (Н. Я. Эйдельман), другие – «военно-полицейской диктатурой» (М. М. Сафонов), упоминались также определения «русский Гамлет», «романтический император». Однако даже те историки, которые видели в его правлении положительные стороны, подчеркивали, что в период его царствования не было различий между понятиями «самодержавие» и «деспотический режим». Придя к власти в 42 года, сложившимся человеком с устоявшимися представлениями о характере императорской власти и своих задачах, Павел с первых дней правления начал их осуществление.

Платон Зубов.

«Во всех мерах Павла явно прослеживается стремление к ограничению личной свободы подданных, унификация всех сфер жизни, борьба с многообразием мнений, суждений, с правом выбора образа жизни, стиля поведения, одежды и пр., – пишет современный историк А. В. Каменский. – В самой этой возможности Павел видел революционную опасность. С проникновением революционных идей боролись и иным способом – введением цензуры и запретом ввоза книг из-за границы». О последнем сюжете известный литератор середины XIX века П. П. Каратыгин сообщал: «Павел с яростью попирал осколки якобинизма, принимал эхо за живой голос, тень за живое существо, внешность за внутренность. В первый же год своего воцарения, государь подверг строжайшему преследованию французские моды: фраки, круглые шляпы, пряжки, широкиe галстуки, самую обувь. Затем обратил внимание на очистку русскаго языка от иностранных слов, напоминавших недавний переворот во Франции, или наоборот – вводил в употребление новыя иностранныя слова, взамен русских. Так, например, в донесениях на высочайшее имя следовало писать: вместо «степень» – класс, «стража» – караул, «отряд» – деташемент, «общество» – собрание, «гражданин» – купец, или мещанин, и т. д. Соблюдение той же осмотрительности вменено было в неукоснительную обязанность всем литераторам, подчиненным строжайшей, неумолимой цензуре, предварительной и карательной. Книга, или театральная пиеса, дозволенная к представлению на сцене, или к печати, могли быть внезапно запрещены и конфискованы; наоборот, запрещенныя – дозволены. Таковы были отношения цензуры к оригинальным русским сочинениям; понятно, что строгость к иностранным – доходила до невозможного». Для просмотра книг, привозимых из-за границы, назначались цензоры при таможнях в Москве, Петербурге, Риге и Радзивилове – тогда приграничном городке на границе с Австрией. По официальным документам, в течение двух лет (1797–1799) было конфисковано 639 книг, из которых 552 – только при одной рижской таможне.

Эта сторона деятельности Павла отмечена несколькими главными направлениями, тесно связанными между собой: реформой государственного управления, изменениями в сословной политике и военной реформой. В конце XVIII века Россия была аграрной страной, где господствовало крепостное право. Большая часть населения находилась в зависимости от дворян-помещиков или государства и продолжала жить земледельческим трудом. Несмотря на это, в стране уже сформировался капиталистический уклад и крестьяне нередко выступали в двух формах, с одной стороны, как крепостные, а с другой – как вольнонаемные работники на мануфактурах, если помещики переводили их на денежный оброк. Хотя при Екатерине число мануфактур значительно выросло, промышленность была развита сранительно слабо и сосредоточена главным образом вокруг Петербурга, Москвы и на Урале. Однако появился такой феномен, как крестьянские мануфактуры, хозяевами которых являлись капиталистые крестьяне, сами находившиеся в крепостной зависимости, например, у графов Шереметьевых.

П. А. Пален.