Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну, это ерунда, — сказал Кузьма и подумал, что Рудаков прав. Кузьма и сам понимал, что вокруг что-то происходит, но беспокоило его совсем не это. Значит, привлек внимание. Не важно чем. Плохой ли работой, случайностью, не важно. Беда в том, что кто-то внимательно и тайно наблюдает за ним. Он все время чувствует на себе этот неотступный взгляд и не может определить, откуда он. Он вдруг оказался в самом невыгодном положении. Его заметили первым.
— Ерунда, говоришь? — Рудаков посмотрел на Кузьму, как на ребенка, — А если и в самом деле трахнет. Народ у нас решительный. Позавчера на танцах одного парня порезали. Говорят, кому-то на ногу наступил. Какой-то хлюпик подошел к нему и говорит: «У меня к тебе дело, друг. Отойдем в сторонку». Парень-то был приезжий, не знал, чем такие дела кончаются, и пошел за ним, как теленок на веревочке. Стали они пробираться сквозь толпу к выходу, да замешкались. Потом мальчонка вышел один, а парень в толпе вроде застрял. Толпа расступилась, а он стоит и за левый бок держится. Потом упал. Говорят, тот ему пять сантиметров до сердца не достал, наверное, оттого, что маленький. Только парню от этого не легче… Хотел и я тебя на танцы сегодня позвать, а не позову.
Рудаков поглядел на него с отеческой снисходительностью.
— А я бы и сам не пошел, — ответил Кузьма и зевнул. — Устал я сегодня, не до танцев.
— Странный ты все-таки, — сказал Рудаков и закурил, — трудно мне с тобой. Какой-то ты дохлый. Вроде умный парень, начитанный, спортсмен, а не какая-нибудь баба, а все равно дохлый. Тобой здесь одна девушка интересуется. Уж ладно, думаю, для друга ничего не жалко. Говорю ему, намекаю, мол, тобою плотно заинтересованы, ищут мягкой швартовки, а он краснеет, как вареный краб, и говорит: «Ну и что?» Да еще плечами жмет, вроде он тут ни при чем. Вообще-то правильно, на них нужно меньше внимания обращать, а то они засасывают. Сперва не замечаешь, а потом, как заметишь, уже поздно.
— Да перестань ты… — отмахнулся Кузьма.
— И одного я тебя не отпущу никуда, так и буду, как девчонку, провожать до дому.
Они сидели на веранде спасалки. Был безветренный мягкий вечер. Смена кончалась через полчаса. Сверху, с набережной, слышались музыка и оживленный говор. И все это наводило Рудакова на тоскливые размышления. Но Кузьма знал, что стоит Игорю сдать дежурство и смешаться с толпой, как меланхолия его рассеется и он снова повеселеет и начнет крутить головой, поворачивая ее вслед каждой девушке, рискуя вывихнуть себе шею.
Рудаков стрельнул докуренной сигаретой в море и вдруг вскочил с лавки.
— Слушай, Кузьма, а что мы будем с этим делать?
Он вынул из кармана бумажник и похлопал им по ладони. Кузьма пожал плечами.
— Еще хоть один раз пожмешь своими рахитичными плечами, и я, ей-богу, дам тебе по шее. Что у тебя, мозгов совсем нет, нет никакого мнения, да?
— Ну, я не знаю. Вот привязался тоже… Могу я не знать? Ты ведь и сам не знаешь, а к другим пристаешь. А может, еще и сами придут. Тогда посмотрим. А то отнеси в милицию. Там разберутся. И тебе забот меньше…
— Так я и понес, жди… Может, ребята тут ни при чем, может, они его просто нашли. А за это, знаешь, что им будет?..
Незаметно смена подошла к концу. Пришел ночной дежурный Толя Музыкантов. Игорь передал ему ключи от станции и подмигнул Кузьме. Когда они вдвоем вышли на набережную, то наткнулись на девчонку. Она стояла на дорожке, ведущей в ангар.
— Вот что они делают с человеком. Его невеста, москвичка. Каждый день встречает и провожает. Ты погуляй, а я к одной знакомой заскочу. Она вон в том доме живет. Только ты никуда не уходи, стой вот здесь на свету…
Кузьма еле дождался, пока Рудаков скроется за голубой калиткой дома. Он быстро огляделся и, найдя телефонную будку, побежал к ней через дорогу, чуть не налетев на экскурсионный автобус.
Телефонная будка была, конечно, занята. Огромный парень облокотился об аппарат и, казалось, приготовился к ночевке. Кузьма строил страшные рожи, стучал себя по часам, проводил ребром ладони по горлу. Парень в ответ на его пантомиму удивленно поднимал брови. Наконец он отнял трубку от уха и, подумав, не спеша повесил ее на рычаг. Вышел.
Кузьма набрал номер Меньшикова. Трубку долго не брали. Потом незнакомый мужской голос ответил: «Его сейчас нет, но если это звонят со спасательной станции, то мне поручили передать, чтобы вы позвонили позже, от двадцати двух часов».
Кузьма с раздражением бросил трубку на рычаг. С ненавистью посмотрел на аппарат, вышел из кабинки и столкнулся нос к носу с Рудаковым.
— Кому звонил? — ревниво спросил тот.
— Да своей хозяйке… — соврал Кузьма первое, что пришло в голову.
— А-а, — протянул Рудаков и удовлетворенно кивнул головой. Он вспомнил, что телефоны в их городе есть только на предприятиях, в учреждениях и у ответственных работников.
— Молодые люди, не найдется ли огонька?
Кузьма вздрогнул от неожиданности и кивнул на Рудакова. Тот достал спички и протянул их просившему. Мужчине довольно крепкого телосложения с крупным симпатичным лицом. Мужчина прикурил, возвращая спички, внимательно посмотрел на Игоря.
— Если не ошибаюсь, вы — Рудаков. Матрос-спасатель Рудаков. А вы, — он повернулся к Кузьме, — Кузьма Лялин-студент и временно спасатель?
— Так точно, — сказал Рудаков, радуясь своей популярности.
Мужчина протянул ему руку:
— Прохоров, из краевого уголовного розыска.
Улыбка медленно сползла с лица Рудакова. Он беспомощно посмотрел на Кузьму. Тот пожал плечами: мол, я же тебя предупреждал, что эта история добром не кончится.
— Ну, что же вы, друзья… — начал Прохоров.
* * *
Шашлычная, или таверна «Рваные паруса», располагалась на крутом берегу, неподалеку от маяка, по дороге, ведущей к кладбищу. Название свое она получила года три назад, когда старый тент,