не настаивают, — лейтенант и сержанты сделали шаг назад и каждый застегнул свою кобуру.

Заведующий залом подошел к милиционерам.

— Нет, не настаиваем, — он слегка поклонился. — Извинится пусть перед Татьяной и ладно.

— Честное слово, на нервах я. Сами понимаете — брат погиб в автокатастрофе. А он мне вместо отца был, — Олег склонил голову. — У Татьяны Павловны прошу прощения. Я имею характер и в обычной жизни взрывной от природы. А тут вообще беда. Брат родной в могилу лёг. Соскочил я с катушек. Но искренне об этом сожалею и приношу извинение всем работникам, посетителям и товарищу Поповой.

— То есть инцидент исчерпан, — удостоверил примирение офицер.

Все с готовностью кивнули.

— А Вы, товарищ Половцев Олег Николаевич, поспешите. Через час — регистрация на ваш рейс. А ещё доехать надо. Восемь километров отсюда будет как-никак, — лейтенант козырнул и патрульные вышли, аккуратно прикрыв дверь.

Олег уперся локтями в стол и обнял голову руками. Молчал. Татьяна Попова, официантка, тоже не шевелилась. Потом вытерла платочком тушь с лица и сказала тихо:

— Так я ж не знала, что у Вас… Так что это вы меня извините. Пусть земля будет пухом брату вашему. Сдачу дать?

— Нет, выпейте хорошего вина после работы за помин души Сергея моего, — Олег встал, попрощался со всеми, кто видел ссору. Кроме поваров. Они далеко были. — Пойду я. Ещё раз извините за мой срыв.

И он медленно вышел на улицу ловить такси.

В аэропорт он попал как раз к началу регистрации на рейс триста седьмой. Очередь стояла длиной метров в двадцать. Олегу делать было совершенно нечего и он стал считать, сколько с ним вместе полетит народа. Насчитал девяносто человек. Но это, явно, были не все. Кто-то уже прошел, а лётчики и стюардессы всегда заявляются последними.

— Да, крупная машина этот «ИЛ-18», — хмыкнул Олег. — В детстве он играл в волейбол за команду ДСШ и летал на соревнования из Семипалатинска в Петропавловск, Павлодар и в Кустанай на «кукурузниках» «АН-2» и позже на «АН-24». Такой большой аэроплан как «ИЛ-18» подворачивался ему всего четыре раза. Когда в Москву посылали на повышение квалификации. И сейчас вот. Хорошо там в салоне. Уютно, светло. Кормят нормально.

— Эх! — сказал он тихо сам себе. — Столько налетал пассажирских часов, а всё как-то не по себе становится в дрожащем от скорости самолёте. Не то, чтоб летать боюсь, но какая-то неясная настороженность присутствует всегда.

Уже на регистрации он снова проклинал свой вспыльчивый характер. Потому, что сцепился с девушкой в синей форме и лихо сидящей на причёске пилотке.

— Вы где этот билет брали? — девушка крутила перед глазами бумажку и к чему-то внимательно приглядывалась.

Олег сразу же взбесился.

— Вы кто, практикантка? Читать билет где положено не научили вас? Там штампик стоит внизу справа. Написано «Семипалатинск. Аэропорт. Касса 3». День продажи — второго января. Сегодня, значит. Что за приключение опять? Чернила не того цвета? Бумага билета обёрточная из магазина? Я сам, что ли его нарисовал на кладбище, где брата хоронил днём?

— Вот Катюха — лошадь! — возмутилась регистраторша, вскочила и побежала с билетом в третью кассу. Вернулась минут через пятнадцать. Этого времени хватило, чтобы восемь пассажиров, которые после Олега, да и двое из стоящих у стола регистрации, стали орать на него в голос. Общий смысл шума был такой.

— Пусть все зарегистрируются и пройдут в зал ожидания. Потом разбирайтесь с девчонкой. Нахапают за взятку билетов, потом чуть ли не до мордобоя доходит.

— Я очередь отстоял и без взятки купил, — крикнул Олег. — Вы заткнитесь, вас всех это совсем не касается. Вы какого пса на меня навалились? Позвать милицию? Скажу — будто угрожаете мне физической расправой ни за что. Вот и отбрёхивайтесь от милиционеров. Умники, мать вашу!

Вернулась регистраторша со злым лицом и поджатыми губами.

— Тут получилось на одно место два билета. Кассирша там запуталась по горячке. Авральная работа в эти дни. Народу в очередях невпротык! Ладно. Я вам перепишу место. В хвосте полетите. Там ещё три места свободных. А на вашем сидит бабушка старая. У внуков была на празднике. Они ей заранее билет взяли в ноябре ещё. Так вы не против?

— Да мне главное, чтобы место в этом самолёте было, — психовал Олег. — А то зашлёте меня куда-нибудь в Якутию. Работники хреновы. У них, блин, напряженка! А я по-вашему леденцы сосу и плюю в потолок?!

Подошел полный дядька лет шестидесяти. Форменный свой пиджак еле застегнул. Пуговицы ребром торчали. Видно было, что он тут старший.

— Не устраивает в хвосте лететь, так мы билет перекомпостируем на завтра, на «ЯК-40». В самом центре салона место есть. Вроде солидный мужчина, а орёте тут как продавщица в вино-водочном на алкашей.

Олег махнул ему рукой. Ладно, мол, проехали. Я согласен.

В зале ожидания все незнакомые сели подальше друг от друга. Когда до посадки в самолёт осталось пятнадцать минут нудный гнусавый голос из трёх динамиков обрадовал всех сообщением, что по метеоусловиям Алма- Аты вылет откладывается на час.

— Понеслась! — сказал громко парень в синей тёплой спортивной куртке и толстой вязаной шапке с «бобончиком» наверху. Рядом с ним на кресле лежали лыжи в чехле и блестящие дюралевые палки. Таких точно парней позади него было ещё человек пятнадцать. На соревнования, похоже, торопились.

— Хорошо, что я у ректора отпросился до четвертого. Улетим же когда-нибудь, — Олег пристроился поудобнее к жесткому сиденью, надвинул шапку на глаза и попробовал забыться или вообще вздремнуть часок. — Хорошо, что жене обещал числа пятого вернуться. Чтобы не дёргалась.

Он закрыл глаза, упёрся подбородком в грудь и в полудрёме после всего, недавно выпитого, увидел оркестр на кладбище, мёртвое восковое лицо брата, окруженное по белому коленкору разноцветными бумажными цветами, услышал крик «пли!» и все пять залпов, плач Серёгиной жены услышал и её разглядел возле гроба. Сморщенную, жалкую, безудержно плачущую. «Так она плакала всё же, а я на неё напрасно потом дома отвязался». Он увидел как шестеро мужиков медленно, стараясь не поскользнуться на скате, опускали на толстых джутовых верёвках гроб, исчезающей в чёрном провале мёрзлой земли. Потом эту яму засыпали, поставили крест и ушли. И он ушел.

А Сергей остался там, под толстым слоем плодородной почвы. Остался навеки в другом мире, в царстве мёртвых, где больше не надо дышать, волноваться и верить в лучшее.

Олег вздрогнул, очнулся и почувствовал, как из углов глаз медленно выдавились две горячие капли.

Глава четвёртая

Злой как неделю некормленый в