томография пару лет назад не показали ничего зловещего. Приятно было осознавать, что были вещи, которых обо мне не знает даже правительство, хотя я мог ошибаться. Мы перешли к обсуждению моего страха перед публичными выступлениями.

«Как думаете, чем он вызван?» — спросил меня Джонс, поднимая брови и держа на весу ручку.

«Я задаю себе тот же вопрос. Возможно, страх вызван собственной неуверенностью, ощущением неполноценности, когда сравниваю себя с отцом. Он был авторитарной фигурой, на всё имел собственное мнение и редко ставил его под сомнение. Отец хотел контролировать меня, управлять моей жизнью, поэтому я чувствовал, что не в состоянии рулить самостоятельно. Моя неприязнь к публичным выступлениям произрастает из страха не справиться с работой, если говорить упрощённо. В основном, это страх выглядеть смешно или нелепо».

Я посмотрел ему прямо в глаза.

«По моему профессиональному мнению» — добавил я — «страх стоит за многими общественными деятелями. Он может быть и мощным мотиватором и мощным препятствием для наших действий».

Джонс немного посмеялся с моих слов.

«Говорите как настоящий психиатр».

«Я и есть психиатр».

Я добавил, что большинство психиатров и сами являются носителями различных неврозов или закидонов, и это часто обуславливает их выбор профессии.

«Понимаю. Как думаете, сможете это выдержать?»

«Что выдержать?»

«Вашу миссию. Выступление перед Советом Безопасности ООН».

Я посмотрел на него.

«Честно, я понятия не имею, как всё пройдёт. Не думаю, что упаду в обморок, но, вероятно, буду дрожать всем телом, как и мой голос».

«Открою вам ещё один секрет. Даже президенты и короли сталкивались с этой проблемой. Особенно в тяжёлой ситуации. Задача в том, чтобы контролировать своё тело достаточно, чтобы никто не заметил волнения. У нас есть специалисты, которые могут с этим помочь. И ещё кое-что: аудитория всегда тянется к оратору, бессознательно ожидая, что он выступит хорошо. Люди мысленно ставят себя на место говорящего. Такова человеческая природа».

«Рад это слышать».

И всё же, глядя в окно на исторически значимые объекты, я чувствовал себя очень, очень маленьким. Интересно, знакомо ли это чувство королям и президентам.

«С другой стороны» — продолжил Джонс — «многие люди оказались на своём месте и блестяще выступили в самых критических обстоятельствах. Мне говорили, что они никогда не чувствовали себя настолько уверенными и счастливыми, как в те моменты. Возможно, вы окажетесь среди них».

Я заметил, что вертолёт опустился и теперь летел между монументом Линкольну и Капитолием[24]. Это зрелище заставило меня вздрогнуть, но от страха или благоговения — сказать было трудно. В любом случае я пристально разглядывал достопримечательности совсем как рядовой турист.

Трое агентов ФБР были с нами в вертолёте. Двое из них стоически смотрели в окно, но кто знает, о чём они думали. Интересно, они вообще были в курсе происходящего? Третий агент писал кому-то сообщение. Я подумал, что его собеседником мог быть президент или начальник подразделения. Джонс что-то читал на своём BlackBerry[25]. Я посмотрел на его лицо. Оно выражало безмятежный профессионализм, что бы это ни значило. Человек, которого трудно вывести из себя. Чем бы он ни занимался весь день, у него это явно хорошо получалось. Довольно привлекательный парень, немного эксцентричный. И всё же скорее непримечательный: в толпе вы его не заметите.

Я увидел обручальное кольцо на его руке. Когда он выключил экран смартфона, я спросил, есть ли у него дети.

«Двое» — ответил он без промедления и достал фотографию из кошелька. Жена Джонсона была привлекательной, хотя и не сногсшибательной, а дети выглядели абсолютно нормально. Оба мальчика носили футбольную форму. На вид им было девять или десять лет.

«Удивлён, что вы общаетесь со мной так открыто и ничего не скрываете. Дартмут и Ван…»

«Мы не из ЦРУ. Я помощник Президента, а в самолёте представители Секретной Службы. Возможно, вы знаете, что они отвечают перед Министерством Внутренней Безопасности США[26] и непосредственно перед Президентом. Уверяю, вы в хороших руках. Их девиз: „Достойны доверия и уверенности в наших силах“».

«Не перестаю удивляться».

Джонс посмотрел прямо на меня. Как психиатр, я должен уметь считывать определённые чувства по выражению лица. Его лицо было беспокойным и немного грустным.

«Я был с вами честен, поскольку нет времени на уловки или политику. Речь о нашем выживании, доктор Брюэр. Я не могу выразить это яснее. Или сильнее. Сейчас наша забота — это Уолтер, и только он».

«А после вы вернётесь ко лжи и обману?»

Он внимательно посмотрел мне в глаза и спустя пару секунд улыбнулся, а потом захохотал. Мы оба почувствовали долгожданное освобождение от напряжения. Когда смех прекратился, он сказал:

«Вам будет трудно поверить, сэр, но иногда ложь и обман необходимы, чтобы управлять государством».

«Зовите меня Джин».

«Майк» — сказал он, протягивая мне сильную, тяжёлую руку, которой явно знаком физический труд. Я пожал её и отпустил. Может, я нуждался в этом, чтобы почувствовать поддержку и уверенность. Всё, что я знал — это то, что сейчас я нуждался в дружеском рукопожатии. Жаль, что Карен не полетела с нами.

Мы уже спускались на газон Белого Дома. Известное на весь мир здание было в нескольких метрах. Через пару минут мы шли мимо аккуратно подстриженных кустов к заднему входу. Откуда-то появилась еще одна пара агентов Секретной Службы (предполагаю), чтобы открыть нам дверь. Серьёзные мужчины (и несколько женщин) в форме стояли неподвижно и смотрели перед собой. Я снова задумался, знали ли они про причину моего визита или просто приняли меня за очередную VIP-персону[27].

Мы проследовали за молодой женщиной с планшетом в фойе, где стояли мраморные бюсты различных общественных деятелей. Один из них принадлежал Абрахаму Линкольну. Мне снова захотелось плакать. Каких-то сто пятнадцать лет назад он был здесь главным — всего лишь песчинка в песках времени. Всё происходило так быстро! Я слышал, как бьётся сердце, чувствовал, как потею. Фаланга проследовала вглубь здания по длинному коридору. На миг я задумался о зелёных и голубых комнатах[28], спальне Линкольна, но времени на подобные размышления не было. Мы быстро прошли в помещение, которое я принял за Овальный Кабинет[29], но оно оказалось залом для заседаний. Он был наполнен людьми, часть из которых я узнал сразу. Президент, сидевший в центре длинного округлого стола, поднялся и протянул мне руку. Мои колени почти подогнулись, но я сумел выдавить:

«Мистер Президент».

«Спасибо, что прилетели, доктор Брюэр. Перед тем, как мы сядем, я хотел бы познакомить