— Эй, вы, послушайте меня! Мы побеждаем, потому что наш Ник не может проиграть. У него зоркий глаз на удачное дельце, он слеп к опасности и смеясь уворачивается от нее. По-вашему, он безумен? Ну что ж, пожалуй, можно сказать и так.

Истина заключалась в том, что сэр Николас с быстротой молнии устремлялся в какое-нибудь отчаянное предприятие и возвращался с победой, пока все застывали, разинув рот перед его дерзостью.

Именно так он ворвался в жизнь доньи Доминики, не успела та и глазом моргнуть. И все это было проделано с абсолютно беззаботным и небрежным видом. Ну и наглец, видит Бог!

Доминика размышляла об этом, глядя на Бовалле сверху, и, так как он не обращал на нее никакого внимания и даже ни разу не взглянул на палубу, она заметила, обращаясь к проплывавшим облакам:

— Купец, считающий краденые товары!

Бовалле сразу же взглянул вверх. Солнце светило ему прямо в лицо, и он заслонил рукой синие глаза.

— Миледи Надменность! Желаю вам тысячу добрых утр!

— Для меня не будет доброго утра, пока я нахожусь на подобном корабле, — с вызовом ответила она.

— А в чем дело теперь? — спросил сэр Николас, спрыгивая с бочки. — Чем вам не угодил корабль?

Он уже поднимался по трапу, и даже если она этого добивалась, то не показала виду.

— Ради Бога, сеньор, оставайтесь со своей добычей.

Но Бовалле уже был рядом с ней на палубе и, перекинув ногу через перила, уселся на них, как озорной мальчишка.

— Так в чем же дело? — повторил он. — Опять пыль в коридоре?

Доминика презрительно фыркнула.

— А дело в том, сеньор, что это — пиратский корабль и вы — мой враг!

— Моя дорогая, как вы можете утверждать это без зазрения совести! — весело возразил он. — Я вам не враг.

Она попыталась испепелить его взглядом, но это не возымело ни малейшего действия.

— Вы — заклятый враг всех испанцев, сеньор, и мне об этом хорошо известно.

— Но я собираюсь сделать из вас англичанку, радость моя, — откровенно ответил Бовалле.

В полной растерянности девушка задохнулась, вспыхнула и сжала маленькие кулачки.

— А где же кинжал? — спросил Бовалле, наблюдая за ней насмешливыми глазами.

Доминика резко повернулась на каблуках и устремилась на полуют. Она онемела от возмущения, однако ее интересовало, последует ли за ней Бовалле. В этом не стоило сомневаться. Позволив девушке дойти до полуюта, где ее не могли видеть моряки, сэр Николас настиг ее, положил ей руки на плечи и повернул к себе. Насмешливый блеск исчез из его глаз, голос смягчился.

— Сеньора, вы назвали меня насмешником, но на этот раз я не шучу. Выслушайте мое торжественное обещание! Не пройдет и года, как я сделаю из вас англичанку. Итак, скрепим мое обязательство. — Не дав опомниться, Бовалле наклонил свою красивую голову и поцеловал ее в губы.

Донья Доминика вскрикнула от гнева, и рука ее дернулась, чтобы наказать обидчика. Но он уже изучил ее характер и был наготове. Она почувствовала, что ее держат за руки. Он улыбнулся, глядя прямо в ее сердитые глаза:

— Ну что же, вы зададите головомойку гнусному негодяю или пожалеете бедного безумца?

— Я ненавижу вас! — страстно ответила донья Доминика. — Презираю и ненавижу!

Он отпустил ее.

— Ненавидите меня? Но почему?

Она провела рукой по губам, стирая его поцелуй.

— Как вы посмели! — задохнулась она. — Схватить меня и поцеловать! О, подлец! Вы хотели меня унизить!

Девушка подбежала к трапу, который вел к каютам. Но Бовалле встал на ее пути.

— Погодите, дитя мое! Тут какое-то недоразумение. Я хочу на вас жениться. Разве я не сказал об этом?

Доминика топнула ногой и попыталась пройти, но это ей не удалось.

— Я никогда не выйду за вас замуж! — бросила она ему вызов. — Вы лишены великодушия и благородства! Вы держите меня пленницей и поступаете со мной, как вам заблагорассудится!

Он схватил ее за руки и слегка встряхнул.

— Нет, нет, Доминика, тут нет тюремщика и пленницы — только мужчина и женщина. Какое зло я вам причинил?

— Вы посмели поцеловать меня и насильно удерживали!

— Я молю о прощении. Но вы можете заколоть меня моим собственным кинжалом, дорогая. Смотрите, он у вас под рукой. Быстрая и верная месть! Нет? Что же тогда прикажете мне делать? — Его руки соскользнули к ее запястьям, и, наклонившись, он поцеловал ей пальцы. — Ну вот! Забудем об этом до следующего поцелуя. — Эти слова сопровождались быстрым озорным взглядом.

— Этому не бывать, сеньор.

— Итак, она бросает перчатку. Я поднимаю ее, сеньора, и отвечаю испанской пословицей: «Viver para ver!»[3]

— Но даже вы вряд ли женитесь на мне насильно, — возразила она.

— Верно, дитя мое, это был бы чересчур простой путь.

— Ручаюсь, вам бы так не показалось!

— Итак, женитьба — это следующий вызов? — спросил он.

Доминика отступила на шаг.

— Вы не сделаете этого!

Успокойтесь, я же сказал, что не сделаю! К вам будут свататься, как к королеве!

— А где же вы будете ко мне свататься? — презрительно спросила она. — Мой дом в самом сердце Испании, да будет вам известно.

— Не сомневайтесь, я последую туда за вами, — пообещал Бовалле и рассмеялся при виде ее изумления.

— Жалкий хвастун! Как вы осмелитесь?

— Ждите меня в Испании, не пройдет и года, — ответил он. — Клянусь вам!

— Сеньор, в Испании Святая инквизиция, — напомнила она.

— Да, сеньора, — довольно мрачно произнес он и достал томик в кожаном переплете. — Можно легко угодить к ней в лапы, радость моя, если держать у себя такие опасные книги.

Она побледнела и нервно прижала руки к груди.

— Где вы это нашли? — Она тяжело дышала.

— У вас в каюте на «Санта-Марии», дитя мое. При таком образе мыслей, чем скорее я увезу вас из Испании, тем лучше для вас. — Он отдал ей книгу. — Спрячьте ее получше или плывите со мной в Англию.

— Не говорите моему отцу! — тревожно попросила она.

— Как, разве вы мне не доверяете? Ах, злюка!

— Полагаю, все это вас не касается, сеньор, — ответила она, снова став высокомерной. — Благодарю вас за книгу. А теперь позвольте мне пройти.

— У меня есть имя, дитя мое. По-моему, я разрешил вам им пользоваться.

Она сделала реверанс.

— О, благодарю вас… сэр Николас Бовалле! — насмешливо произнесла она и сбежала мимо него по трапу.