— И сколько у тебя времени?

— Неделя, не больше.

— Надеюсь, мы успеем отыскать бабушку Кэти до этого срока.

Болезнь Себастьяна серьезно осложняла дело, но мы были обречены двигаться вперед.

— Тогда поторопимся! — сказала я, старательно изображая уверенность в себе.

Подъем возобновился. По мере того как мы лезли все выше, листва становилась плотнее. Некоторым листьям было неприятно наше вторжение, и я чувствовала, как их острые кромки царапают мне кожу на руках. Иногда они объединялись, образуя непреодолимые заграждения, которые мне приходилось обходить путем весьма опасных акробатических упражнений.

На третьем привале я уже была на пределе своих сил. Изрезанные руки кровоточили. У Себастьяна появился глубокий порез на левой скуле, который выглядел так, словно его нанесли острым кинжалом. Мне пришлось заклеить рану пластырем.

— Не переживай, — сказал он со вздохом. — Через полчаса на его месте останется едва заметный шрам. У оборотней все заживает очень быстро — одно из немногих преимуществ моей болезни.

Мы все еще не встретили ни одной живой души, и мной постепенно овладевало отчаяние. Меня преследовало ощущение, что дерево просто потешалось над нами. Быстро холодало. Листва была теперь такой густой, что смотреть вниз не имело смысла — различить землю было невозможно. Я заметно дрожала, и Себастьян помог мне натянуть ветровку. Его забота пробудила во мне воспоминания о прежних временах, когда мы были счастливы, и у меня защемило сердце.

— Давайте перекусим! — решил синий пес, уловив мое настроение. — Нам нужно хорошенько подкрепиться.

Себастьян достал из своего рюкзака пакет с бисквитами, курагу и шоколад.

— Далеко мы на этом не уйдем, — пробурчал он. — Даже если мы хорошенько затянем пояса, наши запасы провизии закончатся уже через пару суток. На этом дереве есть нечего; скоро мы так ослабеем, что не сможем продолжать путь. А стоит чуть закружиться голове — мы потеряем равновесие и…

— Тра-та-та! — оборвала я его. — Люди, которые шли перед нами, должны были чем-то питаться, верно?

Я умолкла. Порезы и царапины на тыльных сторонах ладони невыносимо зудели. Я уже стала задумываться, не выделяют ли листья ядовитый сок?

— Самое лучшее, что мы сейчас можем сделать, — вставил синий пес, — это как следует отдохнуть. Привяжите себя к ветке покрепче и постарайтесь уснуть. Если что-то случится, я вас разбужу.

Мы размотали веревки, обвязанные у нас вокруг поясов, и как можно крепче привязали себя к ветке, на которой сидели. Было очень неудобно, и к тому же, как только мы перестали двигаться, нас охватил пронизывающий холод. Зря мы не захватили одежду потеплее.

Я продремала около двух часов, а когда проснулась, обнаружила, что руки у меня страшно опухли. Пальцы превратились в толстые сосиски, и при попытке ухватить любой предмет я невольно морщилась от боли.

Себастьян склонился надо мной, и его лицо исказилось от тревоги. У него самого не осталось никаких следов от отравленных порезов: вирус ликантропии в его крови защитил его от всех вредоносных воздействий дерева.

— У тебя жар, — сказал он, потрогав мой лоб. — Ты не сможешь продолжать восхождение в таком состоянии.

Синий пес выбрался из рюкзака и обнюхал меня.

— Дело плохо, — шепнул он. — Это какой-то яд, неизвестный на земле. Против него нет противоядия.

Их разговор доносился до меня сквозь туман лихорадки. Мне казалось, что я плаваю в котле с кипятком.

— Нужно спустить ее вниз, — решил Себастьян.

— Ни в коем случае! — возразил пес. — Даже если признать, что оборотни разбежались, во что я лично не верю, город совершенно обезлюдел, в нем не найти ни одного врача. Только бабушка Кэти могла бы изготовить лекарство, которое способно помочь, но для начала нужно найти, где она прячется.

В этот самый момент где-то над нами, из гущи листвы, послышался странный смех — смех, который я уже однажды слышала. Раздался шелест раздвигаемых веток, и сверху появилась небольшая фигурка, с невероятной ловкостью приземлившаяся на ветку, на которой мы все сидели. Из-за бреда мне поначалу показалось, что это обезьяна, но потом я поняла, что вновь прибывший — мальчик примерно нашего возраста, довольно плотного сложения и одетый в лохмотья. Его круглое, похожее на луну, личико показалось мне симпатичным.

— Привет! — бросил он. — Меня зовут Джомо. Я наблюдал за вами, пока вы карабкались наверх. А вы здорово лазаете по деревьям, ребята!

— Ты из города, — отозвался Себастьян. — Я узнал тебя. Ты приходил в пекарню за булочками с изюмом.

— Точно, точно! — кивнул Джомо, посмеиваясь. — А ты и есть тот самый «мохнатый пекарь»! Так тебя называли в округе.

Последнее замечание Себастьяну явно не понравилось — он недовольно поморщился. Джомо непринужденно сидел на ветке на корточках, что было очень странно. И еще мне показалось, что двигался он с гораздо большей скоростью, чем обычный человек. Каждый его жест выдавал невероятную быстроту движений.

— Она больна, — заявил он, ткнув пальцем в мою сторону. — Дереву девушка не нравится. Яд убьет ее еще до наступления ночи. Если она хочет остаться в живых, ей следует засвидетельствовать свою покорность.

— Покорность? — изумился Себастьян.

— Да-да, как делаем мы все. Она должна согласиться стать членом клана.

— А как это делается? — спросила я, приподнявшись на локте.

Джомо снова издал заливистый смешок, как будто все происходящее было всего лишь забавной шуткой, и весело замигал глазами, пока на его лице сменялась вереница неуловимых гримас. Это поведение чем-то напомнило мне ужимки шимпанзе в зоопарке.

— Листья, — наконец объявил он с самым торжественным выражением. — Листья — вот ключ ко всему. Нужно съесть их.

— Съесть? — поперхнулась я.

— Да, да! Дерево создало эти листья специально для удовлетворения всех наших потребностей. Они питают нас и утоляют нашу жажду. Они также защищают нас от холода, страха высоты и недостатка кислорода. Если употреблять их регулярно, можно без всякого вреда для себя взобраться на самую вершину черного дерева. Если ты съешь один листик, его сок нейтрализует действие яда в твоей крови, и уже через какой-нибудь час ты полностью поправишься. Что до меня, то я питаюсь ими с тех пор, как поселился здесь, в кроне. И заметьте, я в отличной форме! Внизу, в городе, я был толстым неуклюжим увальнем, и все надо мной смеялись. А здесь я наделен невероятной ловкостью, я даже могу прыгать с ветки на ветку и никогда не промахиваюсь. И это только начало! Чем больше ешь эти листья, тем больше у тебя появляется новых способностей.

Он говорил с таким пылом, который невольно настораживал. Через каждый десяток слов его речь прерывалась очередным приступом пронзительного смеха.

— А какие они на вкус, эти листья? — осторожно поинтересовался синий пес. — Я, знаете ли, не травоядный. Трудно представить, что я буду с удовольствием жевать этот ваш черный салатик.