Гонец, который сам десять лет прослужил в армии, должен был признать, что командовать обороной этого места будет чертовски трудно, потому что видимость достигала не более нескольких десятков ярдов, поэтому невозможно было определить направление или силу атаки противника, пока он не окажется прямо перед тобой.

Однако приказ есть приказ.

-Приказы…

- Я слышал. И я подчинюсь или умру. Но было бы лучше, если бы Его Величество хотя бы упомянул о подкреплении. Мы уже отбили одну атаку, не меньше тысячи дикарей пытались посмотреть, испугаемся ли мы и убежим. И знаешь что? Они сражались очень хорошо, даже без лошадей. Что-то подсказывает мне, что нас ждет долгий день.

Вдруг отовсюду раздался стук топоров. Командир шестьдесят седьмого полка кивнул, явно довольный.

- Мы готовимся, как вы можете слышать. Передайте императору, что мы будем удерживать эти холмы до наступления ночи.

* * *

"Как было приказано, мы срубили деревья, расположив их в таком месте, чтобы кочевники могли нанести широкий удар. Эти деревья были нашими друзьями: они давали укрытие от дождя стрел, их низко растущие ветви заставляли всадников сойти с седел и сражаться пешком, но холмы были слишком широкими, поэтому мы вырубили вишневые деревья так, что заросли их спутанных ветвей местами образовывали нечто вроде живой изгороди шириной в дюжину ярдов, делая проход невозможным. Конечно, се-кохландийцы не ждали, пока мы сделаем то, что хотели, они то и дело нападали на нас группами по три-четыре сотни человек, и тогда мы бросали свои топоры, и, соединив щиты в стену, отбивали их атака лицом к лицу. Они сопротивлялись…".

Перо застыло над страницей, не двигаясь. Как это описать? Как перенести эти моменты на бумагу? Закрыв глаза, он с легкостью переносится туда и видит, как вокруг него возвышаются стволы деревьев, почти черные в полумраке спутанных крон. Некоторые ветви свисают так низко, что задевают головы и плечи солдат, сгрудившихся за щитами. Он чувствует воздух, душный и липкий, как перед грозой, и пронизывающий его аромат цветущей вишни почти заглушает его дыхание. Его третьей роте поручено удерживать среднюю часть холма, поэтому сейчас он стоит во втором ряду, вместе со своим десятком, и видит их поверх голов своих товарищей. Они идут. Сперва свободные группы стрелков, потом лучники отбегают на несколько шагов, останавливаются на мгновение и стреляют по ним, как по тренировочным мишеням. Но благословленные Матерью деревья, ветви которых иногда свисают прямо над землей, перехватывают большинство стрел. Только на расстоянии от нескольких до десятка ярдов луки становятся более эффективными. Стрелы летят почти по ровной траектории и вонзаются в щиты. Иногда они даже пронзают их. Стоящий перед ним солдат, чье лицо и имя уже поблекли в памяти мужчины, громко ругается, когда узкий наконечник стрелы выходит из внутренней части его щита, останавливаясь в дюйме перед его лицом.

Он помнит крик лейтенанта, командовавшего ротой.

- На колени!

Приказ действует так, как будто невидимая сила перерезала им ноги. В конце концов, именно этому их и учили - выполнять каждый приказ без колебаний. Первые три шеренги солдат опускаются на колени, а четвертый, состоящий из арбалетчиков, слегка наклоняется и целится.

- Стреляй!

Град болтов устремляется вниз по склону, пробивая кожаные доспехи. Легковооруженные люди кричат что-то на своем языке, хватаются за грудь, живот, руки или ноги, где тяжелые болты прошивают их тела, и падают на землю.

- Вставай!

Солдаты встают как один, верхние края их щитов словно соединены невидимой планкой.

Остальные наступают на них.

«На этот раз это главные силы, а не легкая пехота. У этих варваров массивные, чешуйчатые нагрудники или хорошая кольчуга, круглые щиты, стальные шлемы. Они идут шаг за шагом в компактном строю, и даже если их строй изгибается то тут, то там, их мало в чем можно упрекнуть. В руках у них тяжелые копья, а глаза светятся мрачной решимостью. В полумраке, притаившись под деревьями, невозможно точно оценить их численность, но их точно вдвое больше, чем солдат Третьей роты.

Звуки борьбы слышны из обоих крыльев. Другие роты также подверглись нападению…»

Мужчина открывает глаза, пораженный тем, как далеко завели его воспоминания. Тем временем перо поцеловало страницу кляксой, сведя на нет все его труды. Но, может быть, это к лучшему? Может быть, те, кто пал под вишневыми деревьями, не заслуживают того, чтобы их история была искалечена в рассказе такого бездарного человека, как он. Он скомкал лист бумаги и снова начал писать:

"В первый день сражения наш полк удерживал вход в долину, отразив множество атак дикарей с востока. Тридцать девятый сражался на левом фланге, защищая Банный(?) дворец и окружающий его пруд. Вода в пруду стала красной от крови. Двадцать пятый отбил шесть атак в центре, включая три кавалерийские атаки. В конце дня Шестьдесят седьмая была отброшена почти до вершины холмов, но когда зашло солнце, мы все еще побеждали, хотя пятьсот наших товарищей пали и еще сто были ранены.

Тогда мы еще не знали, что готовит нам ночь".

* * *

- Господин?..

Субрен-кул-Маррес с такой силой опустил свой кубок, что вино брызнуло на стол.

- Я же просил тебя не беспокоить меня!

Он хотел, чтобы это прозвучало грозно и гордо, но вместо этого получилось что-то похожее на сдавленный стон. Неважно. Все перестало быть важным. Его титул, его имущество, его власть - все это было пылью и грязью. Он вернется домой с сыном, женит его на одной из графинь города, доживет до внуков и будет жить в мире долгие годы. Он оставит позади это болото, называемое столицей мира, и будет наслаждаться жизнью.

Вино может открыть ему глаза на многие вещи.

- Важные новости, сир.

Он сфокусировал взгляд на человеке, нарушившем его покой. Он был главным дворецким и контролировал остальных членов этой банды, которые стремились лишь ограбить своего благодетеля. Некоторые из них не вернулись во дворец, но он и не ожидал ничего другого от таких, как они. В конце концов, он еще не заплатил им за этот месяц, а этот безродный бездельник готов на все ради звонкого серебра.

- Скажи мне… - Имя слуги ускользнуло из памяти князя. - Говорите!

- Битва, сир…

Да, битва. Хотя битва длилась весь день, казалось, что ее и не было. Человеку приходилось напрягать слух, чтобы найти среди ночных шумов далекий шум, отличающийся от обычной городской суеты. Но пришло важное известие, Субрен-кул-Маррес и надеялся, что один из дикарей обезглавил императора. О