Дом был таким большим, а потолки — такими высокими, что становилось не по себе даже при свете дня. Ночью гравюры с цветами и фруктами превращались в горгулий, а из дальних углов, казалось, доносились чьи-то тихие вздохи. Как всегда запыхавшийся Микс начал медленно подниматься по ступенькам. Он немного верил в привидения, хотя в этом не признавался. Впрочем, никогда не согласился бы провести ночь в старом доме, где может водиться кто угодно. Привычку считать ступени, словно надеясь на то, что их окажется двенадцать или четырнадцать, было трудно искоренить. Казалось, он делает это машинально. Но не успел он подняться и на три ступеньки, как вдруг ему показалось, что наверху кто-то стоит и его фигура слабо освещена. Высокий мужчина в очках на остром носу, в которых отражалось цветное окно Изабеллы.

Из горла Микса вырвался тонкий всхлип, как во время ночного кошмара, когда кажется, что кричишь во все горло. Он крепко зажмурился. Вытянув руку, он стоял так до тех пор, пока слабый отсвет не исчез. Он отступил на шаг, открыл глаза и огляделся. Фигура исчезла. Если вообще была.

Ему все равно пришлось собрать в кулак всю волю, чтобы подняться наверх, пройти мимо того места, где стояла фигура и мерцало окно Изабеллы, и войти в свою квартиру.

Солнечные лучи рассеяли ночной кошмар. Микс мог позволить себе поваляться в постели, поскольку была суббота. Он лежал в душной спальне, наблюдая за стайкой голубей, низко летящей цаплей и самолетом, оставляющим в синем небе белый облачный след. Теперь он вполне верил в то, что фигура на лестнице — лишь галлюцинация или еще что-то, все дело в окне Изабеллы. Выпивка и темнота сыграли с его головой злую шутку. Он выпил немного больше, чем следовало, а дом Лары под номером тринадцать стал последней каплей.

Вставая, чтобы сделать чай и снова вернуться в постель, он увидел в окне темно-шоколадный силуэт Отто — кот сидел на полуразрушенной стене с древней шпалерой, перед которой росли старые деревья. В этом диком саду гуляли две цесарки, ощипывая увядший куст ежевики. Отто часами следил за цесарками, примериваясь, как поймает их и съест.

Микс часто наблюдал за ним, не питая к коту нежных чувств, но надеясь стать свидетелем охоты и убийства. Держать птицу было незаконно, но местные власти не знали о ее существовании, а никто из соседей не заявлял.

Микс достал из ящика альбом с фотографиями Нериссы и снова вернулся в постель. В такое ясное утро неплохо бы еще раз сфотографировать ее дом и, возможно, тренажерный зал. Кроме того, есть шанс увидеть ее снова. Переворачивая страницы коллекции снимков и вырезок, он размечтался о том, как встретится с этой девушкой, встретится на самом деле и напомнит об их прежних встречах. Подошла бы вечеринка, куда пригласят ее и пропустят его. Может, удастся убедить Колетт Гилберт-Бамберс устроить вечеринку? А главное, уговорить пригласить и его? Муж, которого он никогда не видел, в расчет не принимается. Микс не видел даже его фотографии. Вдруг он терпеть не может вечеринки или же любит только формальные, где присутствуют бизнесмены, пьют сухое вино и газированную воду и обсуждают только рынок и биржу? Но даже если вечеринка состоится, сможет ли Микс набраться смелости и попросить Нериссу уехать с ним? Придется отвезти ее в шикарный ресторан, он уже начал копить на это деньги, и, когда они встретятся, скажем, в третий раз, их окружат телевизионщики, чтобы взять интервью или получить приглашение на премьеру.

Итак, нужно действовать. Он позвонит в тренажерный зал и спросит, нельзя ли туда записаться. А может, узнать, кто ее гуру. Ясновидящий или как его там? Это проще, чем вечеринка. Он знал, что гуру у Нериссы есть, об этом писали в газетах. Но к гуру приглашение не требуется. Платишь деньги и приходишь. Надо выяснить, когда у нее занятия, и назначить свое время раньше или позже. Невинная уловка. Тем более что Микс не возражал против встречи с каким-нибудь ясновидцем или медиумом, его всегда интересовало то, что связано с привидениями. А ясновидец мог дать ему совет.

Микс допил чай, закрыл альбом и заставил себя подойти к большому зеркалу в раме из нержавеющей стали. Закрыл и снова открыл глаза. За спиной никого и ничего не было. Бред какой-то, а что там должно быть? Глядя на свое обнаженное тело, Микс пришел к выводу, что физические нагрузки ему не помешают. Из-за работы, да и просто из тщеславия, Миксу нужно держать себя в форме. У него должны быть широкие плечи и грудь, ни капли жира на бедрах, упругие ягодицы. Как раньше. Чипсы и шоколадки надо забыть. С лицом все в порядке. Красивый, по словам Колетт и многих других, черты обычные, а глаза чистого голубого цвета. Он знал, что многим нравятся его каштановые волосы со светлыми прядями, но кожа была слишком бледной. Словно у арестанта. Тренажерка — вот решение. Он не видел свою спину, но знал, что шрамы исчезли. А жаль. Он до сих пор фантазировал — еще с тех времен, когда спина кровоточила, — как показывает, что наделал Джейви, полиции, социальным работникам, и отчима в наручниках уводят в тюрьму.

Целых пять лет Микс был маминым любимцем. Он был единственным ребенком, отец ушел от них, когда Миксу было полгода. Матери исполнилось всего восемнадцать лет, и она обожала сына. Но, как оказалось, не слишком. Когда Миксу сравнялось пять, она встретила Джеймса Виктора Карлтропа, забеременела и вышла замуж. Джейви, как все называли его, был высоким и красивым. Поначалу он почти не замечал Микса, разве что шлепал иногда, но мальчик чувствовал, что мама любит его по-прежнему. А потом родилась девочка с темными глазками и темными волосиками. Ее назвали Шеннон. Микс не помнил своих чувств к этому ребенку или того, что мать уделяла дочери больше внимания, чем ему, но психиатр, к которому его повели, когда Микс подрос, объяснил ему, в чем проблема. Мальчику казалось, что мать забирает любовь у него и отдает ее Шеннон. Именно поэтому он попытался убить младенца.

Микс ничего об этом не помнил. Не помнил, как взял бутылку с кетчупом и ударил ребенка. Он даже не помнил, что вообще ударил. Он промахнулся. Он не помнил, как в комнату вошел Джейви, но помнил, как Джейви бил его. А мать стояла, смотрела и не останавливала его. Джейви вытащил из джинсов кожаный ремень, задрал футболку Миксу на голову и бил до тех пор, пока не выступила кровь.

Этого больше не повторялось. Несмотря на то что Джейви иногда награждал его подзатыльником, он никогда не заходил за черту. Помимо бесед с психиатром, Микс знал о попытке убить Шеннон лишь потому, что Джейви часто напоминал об этом. Мальчик ладил с младшей сестрой и братиком Терри, родившимся на год позже, но если только Джейви видел, что Микс спорит с Шеннон или хочет забрать у нее игрушку, он снова повторял рассказ о том, как Микс пытался убить сестру.

— Ты была бы сейчас мертва, — говорил он дочери, — но я остановил этого маленького убийцу. Смотри, осторожнее, — говорил он младшему сыну, — иначе он убьет тебя.

Иногда Микс задумывался о том, что убийство отчима из мести вполне могло сделать его знаменитым. Но Джейви ушел от них, когда ему было четырнадцать. Мать Микса рыдала и сморкалась до тех пор, пока Микс не почувствовал, что сыт этим по горло, и не ударил ее по лицу.

— Ты не от этого должна плакать! — в ярости закричал он. — Ты стояла и смотрела, как он бьет меня!