Билли Дарнингу уже сравнялось двадцать лет, и он теперьбуйствовал еще больше, чем раньше, судя по тем письмам, которые присылали изколледжа его отцу.

Прочитав их, Джин решила, что, вероятно, он все ещепереживает из-за смерти матери. Это была тяжелая утрата для всех, а ему быловсего шестнадцать лет, когда она умерла; как-никак переходный возраст, думаласердобольная Джин Робертc, надеясь, что постепенно все уляжется.

— Между прочим, Билли устраивает вечеринку в будущую субботу.Он проинформировал меня об этом и просил поставить в известность тебя.

Она улыбнулась.

— Я сейчас запишу. Какие-нибудь особые пожелания?

Артур усмехнулся: она знала их слишком хорошо.

— Оркестр, выпивка на две или три сотни гостей. Кстати,передай приглашение Тане — это ее развлечет. Она может взять с собой одного изсвоих друзей, который привезет и увезет ее в своей машине.

— Я ей скажу. Не сомневаюсь, что она будет ввосторге. — Джин говорила заведомую не правду: Тана ненавидела Билли всюсвою жизнь, однако мать заставляла ее быть с ним любезной при встречах. Теперьим снова предстоял нелегкий разговор: после всего, что сделал для них Артур,Тана обязана быть вежливой и принять приглашение, она не имеет права забывать оего благодеяниях.

— Но если я не хочу! — Тана упрямо посмотрела намать, тогда как из ее комнаты разносились на всю квартиру оглушительные звукистереосистемы. Пол Анка с чувством исполнял популярную песню «Положи головкумне на плечо» по меньшей мере уже в седьмой раз, приводя в исступление матьдевушки.

— С его стороны очень мило пригласить тебя, Тэн. Тыможешь пойти хотя бы ненадолго. — Этот аргумент Джин использовала ужеповторно: она твердо решила на сей раз взять верх над дочерью. Нельзядопустить, чтобы Тана показалась невежей.

— Что значит ненадолго? Час туда, час обратно. Кому этонужно — ехать в такую даль из-за десяти минут? — Она нетерпеливоперекинула через плечо длинные золотистые волосы. Тана знала, какой настойчивойможет быть ее кроткая мать, когда речь идет о Дарнингах. — Оставь это,мам, я уже не ребенок! Почему я должна делать то, что мне не хочется? Почему тысчитаешь грубостью простой отказ? У меня могут быть свои планы на этот вечер.Через две недели я уезжаю, мне хочется побыть со своими школьными друзьями.Ведь мы с ними расстаемся, возможно, навсегда… — У нее был такой несчастныйвид, что Джин сказала с улыбкой:

— Мы обсудим это в другой раз.

Тана тихонько застонала: она хорошо знала, как проходяттакие обсуждения: мать будет стоять насмерть, если дело касается Билли, невызывающего у Таны ничего, кроме отвращения. А Энн была еще хуже брата:чванливая, надменная, сноб до мозга костей. Несмотря на показную вежливость,она не слишком-то стеснялась с Таной, которая догадывалась, что Энн ведетраспутный образ жизни: на прежних вечеринках брата она слишком много пила. СДжин она говорила в снисходительной манере, что вызывало у Таны желаниенадавать ей пощечин. Но она знала, что любой, даже слабый намек на ее истинныечувства снова приведет к тяжелой стычке с матерью. Такое бывало уже не раз, исегодня Тана не была к этому расположена.

— Запомни раз и навсегда, мам: я туда не пойду.

— Но ведь до субботы еще целая неделя! Зачем приниматьрешение именно сегодня?

— Я тебе уже сказала… — Зеленые глаза смотрелинепреклонно, в них зажглись недобрые огоньки. Джин знала, что в такие минуты еелучше не трогать.

— Что разморозить на обед? — спросила она дочь.Зная ее испытанные тактические приемы, Тана решила поставить точку в ихразговоре, не откладывая его на потом. Она последовала за матерью на кухню.

— Я уже вынула из морозилки бифштекс для тебя, г меня кобеду не жди — сегодня мы встречаемся с одноклассниками. — Она выгляделанемного смущенной: ей хотелось самостоятельности, и в то же время она не любилаоставлять Джин одну. Тана знала, как много дала ее мать, сколько принеслажертв. Она слишком хорошо понимала, что всем обязана ей, а вовсе не АртуруДарнингу с его испорченными, эгоистичными, избалованными сверх всякой мерыдетками. — Ты не возражаешь, мам? Я собираюсь не на свидание. — Голосдочери звучал примирительно.

Джин обернулась и посмотрела на дочь: она казалась старшесвоих восемнадцати лет. Их связывали особые отношения: они очень долго жилиодни, только мать и дочь; они делили горе и радость, плохое и хорошее; мать никогдаеще не подводила Тану, а та была разумной и послушной дочерью.

Джин улыбнулась ей в ответ.

— Я хочу, чтобы ты имела друзей и ходила на свидания,моя радость. Завтра у тебя особенный день.

Назавтра они собирались пообедать в ресторане «21». Джин бывалатам не иначе как с Артуром, но по случаю выпуска Таны можно было позволить себенекоторые излишества, и Джин решила, что ей нет нужды скаредничать. Онаполучала несравнимо большее жалованье в «Дарнинг Интернэшнл», чем двенадцатьлет назад, когда работала в адвокатской фирме, но оставалась по-прежнему оченьбережливой и экономной. За восемнадцать лет, прошедших после гибели мужа, ейпришлось многое пережить. Всю жизнь ее одолевали заботы — Энди Робертc в этомотношении составлял ей полную противоположность. Тана походила скорее на отца:веселая и озорная, она чаще смеялась и воспринимала жизнь легче, чем Джин. Но,с другой стороны, и жить ей было легче: было кому любить и опекать ее. Жизньдевушки складывалась более удачно, и мать нередко напоминала ей об этом.

Джин достала сковородку, чтобы приготовить себе бифштекс.Тана ласково ей улыбнулась.

— Я с нетерпением жду завтрашнего вечера, мам. —Она была тронута, узнав, что мать поведет ее в такой дорогой ресторан.

— Я тоже. Куда ты идешь сегодня?

— В «Деревню», на пиццу.

— Будь осторожна, — озабоченно сказала Джин. Онавсегда беспокоилась за дочь, куда бы та ни уходила.

— Я всегда осторожна, мам.

— Будут ли там мальчики, чтобы защитить тебя в случае необходимости? —Джин невольно улыбнулась, спросив об этом: порой так трудно определить, откудаисходит угроза, а откуда можно ожидать защиты; иногда то и другое неотделимы.

Прочитав ее мысли, Тана засмеялась:

— Будут. Можешь не волноваться.

— На то я и мать, чтобы волноваться.

— Ты у меня такая глупенькая, мам! Но я все равно тебялюблю. — Обняв мать за плечи, Тана поцеловала ее и исчезла за дверью своейкомнаты, чтобы еще больше увеличить громкость музыки. Джин поморщилась. И вдругуслышала, что Тана подпевает певцу — она уже выучила песенку наизусть. Наконецона выключила плейер и вышла к матери в белом платье в черный горошек,перетянутом черным лакированным ремнем, в черно-белых туфлях-лодочках. Джинпоразилась наступившей благословенной тишине и одновременно подумала, как тихостанет в квартире после отъезда дочери в колледж — точно в могиле.