Промозглым декабрьским вечером Эндрю Робертc торопливо шагалв сторону дома, расположенного в восточной части города. Дул холодный ветер, иЭндрю поднял воротник пальто, размышляя над тем, как отнесется к новости Джин.Два дня назад он окончательно принял решение и поставил свою подпись набумагах, не испытывая никаких сомнений, но, когда пришел домой и взглянул влицо жены, слова застряли у него в горле. Однако пути назад не было. Сегодняуже вторник, и он должен ей сказать, что в субботу уезжает в Сан-Диего. Обязансказать.

Когда Эндрю поднимался по ступеням переднего крыльцанебольшого дома, построенного из железистого песчаника, над его головойпрогромыхал поезд надземной железной дороги, проложенной по Третьей авеню. Онижили здесь меньше года, но шум от проходящих поездов уже стал привычным.Поначалу внезапный грохот приводил их в смятение по вечерам, когда они сидели,тесно обнявшись, в гостиной или забавлялись, лежа в кровати. Их немудренаяутварь дрожала и гремела, когда по эстакаде проносился поезд, но теперь они необращали на это внимания. Энди полюбил свою крохотную квартирку, которую Джинсодержала в идеальном порядке. Иногда она вставала в пять часов, чтобы испечьему домашние пирожки с черникой и успеть навести чистоту перед уходом наработу. Она оказалась чудесной хозяйкой, даже лучше, чем можно было ожидать.

С этой мыслью он вставил ключ в замочную скважину. Наплощадке гулял ветер, два светильника вышли из строя, но, как только онпереступил порог своего жилища, на него пахнуло домашним теплом и уютом. Наокнах — накрахмаленные белые занавески, сшитые Джин из кисеи, на полу —симпатичный голубой коврик: мягкая мебель обтянута заново — чтобы научитьсяэтому, Джин ходила на специальные вечерние курсы. Мебель они купилиподержанную, но благодаря неусыпным стараниям Джин она блестела, как новая.

Эндрю огляделся вокруг и внезапно ощутил прилив грусти,впервые после того, как записался добровольцем. У него больно сжалось сердце,когда он представил себе, как укажет Джин, что через три дня должен уехать изНью-Йорка; на глазах его выступили непрошеные слезы при мысли о том, что он незнает, когда вернется и вернется ли вообще… «А, черт! Разве в этом дело? —пристыдил он самого себя. — Если я не пойду воевать с япошками, то ктотогда пойдет? Если их не остановить, в один прекрасный день эти мерзавцыприлетят сюда и начнут сбрасывать бомбы на Нью-Йорк, на мой дом… на Джин».

Он сел в кресло, которое она обтянула ласкающей глаз изумрудногоцвета тканью, и погрузился в размышления — о Сан-Диего, о Японии, оприближающемся Рождестве, о Джин…

Неизвестно, сколько времени он так просидел. Но вот онподнял голову и прислушался: в замке поворачивался ее ключ. Она распахнуладверь и встала на пороге, держа в обеих руках пакеты с провизией из ближнегоуниверсама. В темноте Джин не заметила мужа; включив в прихожей свет, онавздрогнула от неожиданности: Энди сидел в кресле и с улыбкой смотрел на нее.Прядь белокурых волос упала низко на лоб, зеленые глаза уставились на Джин немигая. Он был такой же красивый, как и шесть лет назад, когда онипознакомились. Ему было семнадцать, а ей — пятнадцать. Теперь ему двадцать три.

— Здравствуй, любимый! Почему ты дома?

— Мне захотелось посмотреть на тебя.

Он подошел к ней и забрал одной рукой все пакеты разом. Джинобратила на него свои большие темно-карие глаза с обычным для нее выражениемобожания, которое она постоянно испытывала к своему мужу.

Да и как было не обожать его: Эндрю учился два года в колледже,на вечернем отделении, занимался легкой атлетикой, играл в футбол — пока неповредил себе колено, а в баскетболе ему не было равных. Они повстречались,когда он был на втором курсе, и все эти годы Энди оставался в ее глазах героем.Джин могла гордиться: ее муж получил хорошее место агента в крупнейшейдилерской фирме, где занимался продажей легковых автомобилей марки «Бьюик».

Джин знала, что когда-нибудь он сделается менеджером и,возможно, будет продолжать учебу — они часто говорили об этом. А пока он приносилдомой неплохие проценты с выручки. Эти деньги вкупе с ее заработком позволялиим сводить концы с концами. Она умела растягивать доллар до бесконечности, еенаучила этому постоянная нужда. Родители Джин погибли в автокатастрофе, когдаей было восемнадцать лет, и с тех пор она содержала себя сама. К счастью, ейудалось еще до этого закончить курсы секретарей, и довольно-таки успешно: онабыла способной ученицей. Вот уже почти три года, как она работает в одной и тойже адвокатской фирме. Энди тоже гордится ею. Она выглядит так эффектно, когдаотправляется по утрам на службу в красивого покроя костюме; она шьет на себясама, шляпки и перчатки выбирает очень придирчиво, изучив предварительно моделина витринах магазинов и посоветовавшись с мужем.

Джин стянула перчатки, сняла мягкую фетровую шляпу и бросилавсе на большое зеленое кресло. Он с улыбкой наблюдал за ней.

— Как прошел у тебя день, моя ненаглядная?

Эндрю любил дразнить ее: то ущипнет, то уткнется носом вшею, то поднимет на руки, делая вид, что хочет ее украсть. Так было дома, послеего возвращения с работы. У себя на службе она, разумеется, держалась, как тоготребовало положение секретарши. Время от времени он заглядывал к ней в офис:Джин выглядела такой неприступной и строгой, что он почти боялся ее. Вообщеговоря, такой она и была по натуре и только после свадьбы немного отошла,оттаяла.

Он поцеловал ее в шею, пониже затылка, и она ощутила дрожь впозвоночнике.

— Обожди, дай уберу покупки… — Она многозначительноулыбнулась и хотела взять у него пакеты, но он отвел руки и поцеловал ее вгубы.

— Зачем ждать?

— Энди… перестань… — шептала она, тогда как егонетерпеливые руки уже стаскивали с нее тяжелое пальто и расстегивали блестящиечерные пуговицы на ее пиджаке.

Пакеты с покупками валялись на полу, а они стояли, тесноприжавшись друг к другу, соединив губы в жарком поцелуе. Наконец Джиноттолкнула его голову: она чуть не задохнулась. Однако он не разжимал рук.

— Энди… что это на тебя нашло сегодня?

— Лучше не спрашивай… — Он улыбнулся загадочнойулыбкой, страшась проговориться, и зажал ей рот новым поцелуем. Действуя однойрукой, он снял с нее пиджак и блузку. Через минуту упала на пол и юбка, открывбелый ажурный пояс с резинками и такие же панталоны, капроновые чулки со швом ипару умопомрачительных ног.

Он пробежал руками по ее бедрам и снова крепко прижал ксебе; она не сопротивлялась, когда он опрокинул ее на кушетку, и самараспахнула на нем рубашку. В этот момент послышался грохот надземного поезда.Оба засмеялись. «Черти бы его взяли!» — пробормотал он, расстегивая одной рукойее бюстгальтер. Она улыбнулась.