что прижатая к груди рука медленно ползла вверх, готовясь к броску. И потому молча спустил курок.

Пуля развернула коротышку на месте. Пока я целился, стоя на месте, смуглый метнул нож, промахнувшись на сантиметр. Лезвие даже не оцарапало щеку, но свист клинка и ветер оставили после себя неприятный холодок.

Дитер не стоял в стороне. Он шагнул вперед, одновременно с этим приложив раненого коротышку тростью по лицу. Хлесткий удар оставил парня без пары зубов как минимум.

Смуглый без колебаний достал второй клинок — у него имелось достаточно времени, пока я приходил в себя от неожиданной угрозы и пока немец, размахивая тростью, как шпагой, двигался к нему.

Второй выстрел, сделанный в спешке, ушел в никуда — только выбил кусок штукатурки на идеально выбеленной стене. Как и второй брошенный нож тоже не попал в цель.

— Мы не собираемся никого убивать! — крикнул я приближающемуся громиле, но тот не остановился.

Я увернулся, а тот по инерции сделал еще пару шагов. Терять время я не мог и потому всадил ему в бедро пулю, чуть выше колена. Тогда громила со стоном опустился на снег, уже окрасившийся в красный — похоже, что я задел артерию.

— Лежи и не рыпайся, — ткнув в него стволом, скомандовал я и поспешил на помощь Дитеру.

Коротышка, получивший пулю чуть ниже ключицы, поднимался на ноги, одновременно с этим вытирая обезображенный рот тыльной стороной ладони. Он почти не мог шевелить правой рукой и все же рвался в бой.

— И ты приляг, — попросил я, но, когда коротышка попытался меня ударить, саданул его рукояткой пистолета по лицу. Уже с другой стороны. Его челюсти лязгнули на весь дворик, а на снег упали еще несколько капель крови.

В это время немец, пользуясь более длинной тростью, выбил нож из рук смуглого и теперь придавил ее кончик к его щеке.

— Повторюсь еще раз, — громко, на весь двор, сообщил я, — что мы пришли только поговорить. Именно поэтому вы втроем до сих пор живы. И где же ваше подкрепление? Мне показалось, что я выстрелил уже трижды.

На лице смуглого не осталось ни тени прежней гордости. Дитер умудрился рассечь ему скулу и разбить губу. Трость эффектно разбрасывала капли крови, рисуя удивительную абстракцию на белоснежных стенах.

— Предлагаю. Проведи нас к бабуле, мы зададим ей несколько вопросов и все. Решай быстрее, пока твой массивный друг не истек кровью.

На втором этаже распахнулось окно и в нем показался человек с двустволкой:

— Руки вверх, пока ваши головы еще целы! — проревел он. Но еще до того, как эхо его крика прекратило отражаться от стен, во дворик примчался тот же мальчишка с воплем:

— Стойте, стойте, хватит! — он встал передо мной спиной, размахивая руками, так что я от неожиданности чуть не выронил пистолет. — Не стреляйте! — он тут же развернулся лицом, скосив глаза на истекающего кровью здоровяка: — Я проведу вас к бабуле. Вам можно, она сказала, что знает вас.

— Знает его? — прохрипел смуглый, а вот человек в окне так и не убрал ружье. — Откуда?

— Понятия не имею, но попросила проводить.

— Ах ты ж маленький засранец, — процедил сквозь зубы ростовщик, нехотя опуская трость.

Я убрал пистолет обратно в карман:

— Веди. И без фокусов.

Глава 8. Пролетариат вне закона

— Что с Эдмоном? — добродушного вида женщина с морщинистым лицом прямо при нас расспрашивала смуглого.

Мы сидели на втором этаже одного из маленьких домиков не далее, чем в ста метрах от места побоища. Тихо потрескивали дрова в камине, который здесь служит дополнительным источником тепла.

— Перевязали, — все еще искоса поглядывая в нашу сторону, ответил смуглый. — И Савву тоже.

Бабуля Четти кивнула и отпустила парня. Тот прошмыгнул мимо нас, прижимаясь к стене, чтобы не задеть ненароком. Теперь мы его пугали. За нашими спинами хлопнула дверь, и в комнате остались только мы втроем.

Начинать разговор никто не спешил. Дитер, как и я, был поражен скоростью, с которой эта добродушная бабуля разрулила ситуацию. Она явно пользовалась здесь влиянием, хотя была больше похожа на тех, кто продает молоко на рынке.

Но это впечатление — поверхностное. Чем дольше я смотрел на бабулю Четти, тем больше находил мелких деталей, которые меняли представление о ней по факту.

Она носила брючный костюм, скроенный по фигуре. Неброский, но он был ей к лицу. На пальцах из всех возможных украшений она носила лишь обручальное кольцо. Широкое и толстое, которое с натяжкой можно было назвать перстнем, настолько массивным оно казалось.

Лицо бабули, покрытое морщинами, оставалось ухоженным, и выглядела она на свой возраст, но при этом свежо, без усталости в глазах и уголках рта, как это обычно бывает у стариков.

Пока я рассматривал ее, мадам Четти внимательно смотрела на нас. Больше на меня, чем на Дитера. И, наконец, сказала:

— Да, теперь я вижу, что это действительно вы.

— Я? В смысле, кто — я?

— Барон Абрамов, — голос у нее звучал ровно, не надтреснуто и не сухо. — Только давайте начистоту — дворянского в вас, как во мне датских кровей. То есть, ни капли, — теперь она улыбнулась. — Но мне это неважно. Всего лишь проверяю свою интуицию.

— А вы хорошо говорите по-русски, — сказал Дитер, отвлекая ее внимание на себя.

— Германец, да? — улыбнулась пожилая женщина. — Какая у вас интересная компания. Скажите, а вам кто-нибудь еще указывал на то, что у вас совершенно не дворянский вид?

— Э-э-э...

— Бросьте, я все понимаю. Судя по всему, у вас жизнь очень интересная, как и у меня. Поэтому я не держу зла на вас, что вы постреляли моих людей — все они живы, слава богу. А вы уж не злитесь на старуху, ладно.

Мы с Дитером переглянулись, и я пожал плечами. Потом кивнул, приглашая его наконец-то задать интересующие его вопросы, но бабуля Четти опередила нас, высказав фактически официальное приглашение к беседе по существу:

— И все же вы пришли не послушать мои рассуждения.

— Мы по поводу вашего внука, — удалось наконец сказать Дитеру.

— Я думала, у барона ко мне вопросы, — вежливо улыбнулся женщина.

— Нет, я лишь сопровождаю моего друга. Прошу, выслушайте.

— Как это мило! — воскликнула