Страшно вокруг,

И ветер на сопках рыдает,

Порой из-за тун выплывает луна,

Могилы солдат освещает…

Называется «Мокшанский полк на сопках Маньчжурии», они с Дедом вместе нашли эту музыку и записали ему в телефон.

— Встаньте, — попросила Маша. Согнала следовательницу, подняла полку… Вальс доносился из сумки с видеокамерой Деда. Той самой, которую, если верить Вадику, воры сбросили с поезда.

Вадик оказался первосортной нянькой, стариком Хоттабычем, а не нянькой! Он угадывал Машины желания еще до того, как они появились.

Когда следователь Настенька выставила ее в коридор, чтобы продолжить допрос миллионера, Вадик без лишних разговоров кивнул Маше:

— Пойдем!

Они пошли и оказались в вагоне СВ с двухместными купе. Занавески на окнах там были не белые, а цвета морской волны, с надписью «Черномор», на полу лежала ворсистая дорожка, и пахло дорогими духами.

Распоряжались всем хозяйством две похожие на кукол крашеные блондинки в блузках с матросскими воротниками. Вадик без стука сунулся к ним в купе, и куклы обрадовались ему как родному. Они сразу повисли у здоровяка на шее, стали его чмокать и спрашивать, как он здесь оказался и где Ахмед Рашидович.

— В купейном едет. К вам билетов не достали, — отвечал Вадик, стирая со щек помаду.

— Как же так, сам Ахмед Рашидович — и вдруг в простом купейном вагоне?! — с жалостью охали куклы. При этом они делали вид, что не замечают Машу, а потом заметили и спросили: — Девочка, а тебе что?

Вадик сказал, что Маша с ним, и тогда куклы ее полюбили. В одну руку ей сунули ломоть дыни, в другую — шоколадку. На столике как по волшебству возникли миндальные пирожные и газировка.

Пока Маша ела, куклы быстрыми щекочущими взглядами оценили ее сарафан и вид в целом. Откуда-то появилось огромное пушистое полотенце, мыло и шампунь. Старшая кукла повесила полотенце на ничего не понимающую Машу и повела ее за собой. Одно купе в вагоне оказалось душем. Маше и в голову не приходило, что в поездах бывает душ, а он был!

Кукла объяснила, как устроен душ: лейка в потолке, два крана — все как обычно, только чтобы пустить воду, надо тянуть за проволочку. Пока тянешь, вода льется, отпускаешь — перестает литься.

— Это для экономии воды, — сказала кукла и ушла.

Маша осталась одна и сразу подумала про Деда. Вчера она так и не поняла, зачем ему было идти с Темирхановым в ресторан. А сейчас ясно: что-то насторожило Деда еще тогда, до ночного взрыва. Может быть, опытный глаз разведчика заметил что-то подозрительное в темирхановском кейсе… Словом, Дед начал расследование. А Маша должна его закончить.

Плещась под душем, она не сразу заметила, что исчез ее сарафан. Кукла была старовата для глупых шуток, стало быть, взяла сарафан не для того, чтобы спрятать. «Может, погладит?» — размечталась Маша.

Не успела она вытереть голову, как кукла вернулась с махровыми шортиками и таким же топиком Машиного любимого сиреневого цвета. Вещицы были новые, с ярлычками. Маша сразу поняла, что не расстанется с ними ни за какие коврижки.

— У меня денег нет, — жалобным голосом сказала она, а кукла сказала «Ха!» и потащила ее обратно в купе проводников.

Там сидела незнакомая женщина с огромной клетчатой сумкой, полной тряпочных чудес. Старшая кукла и кукла помладше стали примерять все это на Машу, а заодно и кое-что на себя.

Вадик ждал в коридоре. Он сказал, что у них с Машей пятнадцать минут, а потом их вызовут к следователю. Поэтому примерка шла в бешеном темпе. Куклы работали с ожесточенными лицами кладоискателей.

Через пятнадцать минут клетчатая сумка похудела на треть. Больше всего тряпочек досталось Маше, потому что у нее совсем ничего не было, кроме сарафана. Но и себя куклы не обидели. Вадика позвали расплачиваться. Воры то ли побоялись, то ли не мели обшарить одежду здоровяка, и у него были полны карманы денег. Услышав, сколько стоят попки, он почесал затылок и объявил: — Пусть это будут подарки от босса! Куклы радостно завизжали и опять перепачкали Вадика губной помадой. Уворачиваясь от них и улыбаясь, он отслюнивал деньги из толстой пачки. Маша поняла, за что куклы так любят и его, и неприятного Темирханова.

— Хорошие девчонки, — тепло сказал здоровяк, им идя из купе проводниц. — Мы с ними каждый месяц ездим. У босса же овощной магазин в Москве, его проверять надо. А самолета босс не выносит. Его укачивает.

— Меня тоже в детстве укачивало, — поддакнула Маша, думая о другом. Каждый месяц Темирханов ездит в Москву проверять свой магазин. Ему заранее покупают билеты в один и тот же вагон СВ с душем и симпатичными проводницами. А на этот раз билеты доставали в последний момент, когда в СВ уже не было свободных мест. Почему?

— А я только раз была в Москве, да и то ничего не видела, кроме вокзала, — с завистью сказала Маша.

— А зачем тогда ездила?

— На соревнования. Так называлось; «Турнир по пейнтболу в Москве», а на самом деле мы жили за городом в палатках. Привезли в автобусе, увезли в автобусе. Даже Кремль не показали.

— Пейнтбол — это когда краской стреляются? — спросил Вадик.

В другое время Маша с удовольствием объяснила бы, что не краской, а шариками с краской, что они двенадцатого калибра, то есть с большую вишню, и таким шариком ничего не стоит выбить глаз, поэтому играют в масках, а на турнире заставляли надевать шлемы со стеклом, что пейнтбольный автомат называется «маркер»… Говорить о пейнтболе Маша могла без конца. Только не сейчас. Не из-за пейнтбола она затевала этот разговор.

— Везет же людям — каждый месяц в Москву ездите, — невпопад сказала она.

— Да чего там хорошего! — легко переключился Вадик. — По центру не проехать, стоишь в пробке — машины коптят, а ты дышишь. Я уже намотался туда-сюда: только вернулись, и опять ехать.

— За месяц второй раз?

— За неделю! То была плановая проверка, а это — чисто внезапная, — с важным видом объяснил Вадик.

Разговаривая на ходу, они прошли свой четвертый вагон. Дверь в купе проводника уже починили и заклеили бумажкой с лиловой печатью, чтобы не совались любопытные. В тамбуре покуривал милиционер с куцым автоматом под мышкой. Вадик потащил Машу дальше, в ресторан.

Утро только начиналось. Сонные пассажиры клевали носами над пластмассовыми корытцами с йогуртом. Горячего еще не готовили, но специально для Вадика и Маши стали жарить яичницу с ветчиной.

Пейзажик за окном был унылый: серые от старости бревенчатые избы да огороды с пожухлой от жары картошкой. То ли дело на юге! Домики белые, наличники разноцветные, помидоры на грядках пурпурные, арбузы налитые и черные, как пушечные ядра. А море! Ясное, как зеркало, с перевернутыми в нем облаками — или вздыбленное, густо-синее, в барашках пены…