этом используя формулировки максимально оскорбительные по сути и нейтральные по форме. То есть попросить его поумерить пыл Илья Петрович не мог, тем более, что на долю нашего начальника тоже выпало достаточно упреков.

Пока Яныч вопил, остальные только пристыженно жмурились и внимали как стая нашкодивших котов. Довольно странно, как по мне, учитывая, что рыжий был пусть и начальником, но все-таки другого отдела. К тому же Феликс Янович при ближайшем рассмотрении казался очень молодым, куда моложе Ильи Петровича, стало быть, авторитета у него должно быть меньше. А наш шеф все равно только изредка решался вставлять слово в возмущенный спич рыжего возмутителя спокойствия.

– Ваши представления о допустимом настолько широки, что уже не лезут ни в какие ворота! – разорялся Ружинский, так эмоционально размахивая руками, что казалось, будто он хочет взлететь, проломив головой потолок.

Я тихо жалась в углу за мужчинами, стремясь не попасть в поле зрения двух начальников отделов.

– Феликс, сколько можно?! – не выдерҗал мой шеф, закатывая глаза. Очевидно, это Феликс Янович его порядком достал, причем не конкретно сейчас, а в принципе. - Этот случай был из ряда вон выходящим! Ты не хуже других знаешь, сколько сил наш отдел прикладывает для конспирации!

Тут Яныч замер как был, с поднятыми вверх руками, словно возносил молитву.

– Я вас умоляю! У вас с некоторых пор каждый случай из ряда вон выходящий! – отчеканил он без тени снисхождения. – Не надо давить мне на жалость, ее уже давно сплющило! Именно я знаю это лучше других, потому что моим ребятам приходится разгребать все то, что вы наворотили! Вы хотя бы представляете, сколько работы нам теперь предстоит?!

Я не до конца понимала, каким образом промашка нашего отдела отразится на работе другого. Хотя мне вообще никто так до конца не потрудился объяснить, чем занимается даже оперативный, не говоря уже об отделе информирования.

– Взрыв! Среди бела дня! Буквально в центре города! Вы хоть знаете, сколько было свидетелей? Не знаете! А я уже знаю! Сорок семь! Пятеро после вошли в особняк! Семнадцать видео залито на Ютьюб! И это не считая обсуждения в соцсетях и фотографий, которые оказались на сотнях ресурсах! Да чтоб вы так жили, как мы работаем!

Закончил Феликс Янович на высокой пронзительной ноте, и, кажется, лампочки в люстре от его вопля слегка завибрировали. Да, так орать – это наcтоящий талант.

Я же понемногу начала понимать, к чему он вообще клонит. Выходит, что задача отдела информирования… делать так, чтобы люди не узнали о том, что делают все прочие сотрудники конторы?

– Давай без драмы, ладно? Ребята прокололись, не спорю, - начал мягко увещевать коллегу Илья Петрович, – и доставили вам порядком проблем. Нам всем очень нелoвко и мы хотим принести искренние извинения за доставленные неприятности.

Рыжий мужчина злo сверкнул зелеными глазами, но смотрел он хотя бы только на нашего начальника. Значит, можно было выдохнуть и немного расслабиться, пока ругают не меня.

– Не стоит развивать иллюзии, что у вас есть стыд и совесть! Я слишком хорошо знаю, что нет, – отчеканил Яныч, а потом последовал контрольный выстрел: – Докладная на стол директора ляжет сегодня же.

После этого мужчина посчитал свой долг выполненным и покинул кабинет Ильи Петровича, чеканя шаг. Как только дверь за рыжим закрылась, все дружно издали вздох облегчения. Ор Фелиқса Яновича казался пострашней грядущей докладной.

– Сегодня Яныч прям в ударе, - убито пробормотал Вано и поежился. Несмотря на весь демонстративный Ванькин мачизм, Ружинского он, похоже, побаивался.

Тут Илья Петрович повернулся уже к нам.

– Я вас сколько просил не косячить и не подводить меня под удар Ружинского? – рявкнул от всей души шеф. - Мы ещё после прошлого раза не отписались, а теперь все по новой начинается? Нельзя было, что ли, по инструкции действовать? Вызвать помощь! Сами же говорите, что все было не настолько жестко!

То есть застрять непонятно где без надежды найти выход самостоятельно – это и не настолько жестко. Может, ещё не поздно уволиться? Ну вот так взять, положить заявление на стол начальника отдела, развернуться и… к родителям, домой.

– Петрович, ну чего ты? Там ещё черт его разберет, чем мoгло обернуться. Аномалия разошлась, а у нас девчонка новенькая, - принялся оправдываться смущенный Фил, на физиономии которого одно за другим проступали красные пятна. – Ну, подумай, как мы должны были дожидаться помощи? К тому же сам знаешь, сколько наши до места происшествия добираются. До ночи бы прокуковали.

И тут до меня начало доходить, кого коллеги не иначе как по широте душевной решили назначить крайним. Точней, крайней. Меня. Как будто если бы не я, то не пришлось бы наводить столько шума, а, значит, Феликс Янович не стал бы устраивать такой скандал.

Мало того, что оказалась в дерьмовой истории, так ещё и подставить пытаются гады!

– А я тут причем? - возмутилась я, не желая попадать в ещё большие неприятности. – Можно подумать, я билась в истерике и требовала вывести меня наружу вот в ту же секунду! Сами решили взрывать, и нечего сваливать с больной головы на здоровую!

Илья Петрович поглядел на меня почему-то с одобрением, а вот коллеги самую малость подрастерялись. Не ожидали, поди, что стану отбиваться от их бессовестного вранья.

– Лекса, ты чего?! – возмутился Вано с такой обидой, что даже стало стыдно. Секунд на пять.

Я подорвалась на ноги, стараясь выглядеть хотя бы самую малость внушительней.

– Α что сразу «Лекса»? Я вас вообще ни о чем не просила, и нечего мной прикрываться! Ничего не объяснили, потащили, черт знает куда, а как хвост пригорел – так сразу «это все Лекса, Лексе было страшно».

Наверное, на этом моя спокойная жизнь в отделе подошла к концу. Потому что никто не любит, когда новичок показывает норов и дает сдачи. С другой стороңы… да какая, собственно говоря, разница? Кому захочется по долгу службы посещать странные и опасные места?! Уволят? Ну прямо умираю от страха!

– Ρазговорчивая… – задумчиво протянул Герыч.

– И никакой тебе профессиональной солидарности, - подбросил дров в топку Вано, почему-то довольно ухмыляясь от уха до уха.

– И не говорите,